Проверка 
показала: емкости и все другое, что при захоронении было сильно загрязнено 
радиоактивными веществами, стали совершенно безопасными. Время - лучший 
дезактиватор. 
Закат солнца в степи рисует на безоблачном небосводе ярко-красные, с золотистым 

отливом, сполохи. Кажется, что где-то далеко за горизонтом раскаленные огненные 
шары 
упали на землю и никак не могут остыть. Если бы художник изобразил на полотне 
картину такого заката, то люди, не бывавшие на казахстанских просторах, вряд ли 

поверили бы, что такое возможно в природе. Кто-то сказал мне, что раньше, когда 
не 
испытывали атомные бомбы, такого причудливого зрелища он не наблюдал. Во мне 
они 
будили необъяснимую тревогу. 
Любуясь закатом возле фонтана перед штабом, я не заметил, как подошел ко мне 
начальник отдела. Разговорились. В такие минуты узнаешь о людях то, чего они не 

скажут, считая неуместным, на рабочей площадке. Я узнал, что наш командир 
Гуреев 
прошел службу от командира огневого взвода до командира части. До войны окончил 

Военную электротехническую академию, был оставлен преподавателем. Иван 
Николаевич 
участвовал в войне с Финляндией и с первых дней - в Великой Отечественной. 
Гуреев - один из создателей заградительного электризованного щита под Москвой в 

1941 году. Десятки километров опутывали провода, по которым пропускался ток 
высокого 
напряжения. С должности начальника [85] электромеханического факультета он 
приехал 
на ядерный полигон и, руководя пятым сектором, одновременно был заместителем 
начальника полигона по науке. В 1956 году возглавил полигон. Получил звание 
генерал-
лейтенанта. 
И несловоохотливый обычно Горячев рассказывал, что его во время учебы в 
артиллерийской академии приглашали сниматься в роли гренадера-богатыря. Потом 
узнал, что Горячев воевал под Сталинградом, дошел до Берлина, имел пять орденов,
 еще в 
войну стал майором. Не ведал я тогда, что он был болен и в сорок пять лет будет 
уволен 
по этой причине. Мало знали мы друг о друге... 
Не помню случая, чтобы на полигоне кто-то пожаловался медикам на повышенную 
дозу 
радиации. Может, потому, что жаловаться было небезопасно. 
Пришел я как-то в поликлинику полигона и говорю женщине-врачу: 
- У меня температура, потому что сегодня получил много рентген. 
- Замолчите немедленно! - возмутилась эскулапша. - Я не знаю никаких ваших 
рентгенов, не знаю, где вы были и чем занимались. Это не мое дело. У вас грипп..
. 
- Да нет у меня гриппа. Поверьте, я был сегодня в опасной зоне и что-то 
почувствовал 
неладное. Температура, поташнивает... 
- Мне запрещено говорить об этом. Если вы даже облучились, я обязана записать, 
что у 
вас грипп. Как и вы, я давала подписку. 
На следующий день, проходя мимо жилого дома, я увидел на балконе ту женщину-
медичку. Она смотрела в бинокль в сторону Опытного поля. Из комнаты слышался 
мальчишеский голос: 
- Мама, я же тебе сказал, что сегодня атомного взрыва не будет... 
Выходит, многое она знала, за исключением того, чем и как помочь больному, 
получившему высокую дозу радиации. Но не медики были повинны в том, что не 
могли 
оказать действенную помощь людям, пострадавшим [86] от атома. И даже не 
секретность 
ограничивала их лечебную практику. Проблема исцеления от лучевой болезни не 
только в 
те годы, но и теперь, как свидетельствует Чернобыль, не решена. 
Тягостный разговор с начальником пятого сектора. 
- Сожалею, но вынужден передать на вас дело военному прокурору, - ошеломил меня 

полковник Гуреев. - По вашей вине несколько солдат с сильными ожогами от боевых 

радиоактивных веществ отправлены на лечение в московский госпиталь. 
- В чем же моя вина? - удивился я. 
- Вы испытывали БРВ, заразили солдатское обмундирование, надетое на чучела, и 
бросили в поле. Солдаты надели это обмундирование на себя и сильно пострадали. 
Не 
убрав зараженные объекты, вы уехали отдыхать... 
Мне стоило больших усилий отвечать спокойно: 
- Я не разрабатывал и не испытывал БРВ, даже не знаю