взрыв вызвало попадание молнии. Просто процитирую одно из сообщений 
информационных агентств: «По официальной версии, озвученной представителями 
Министерства обороны России, на расположенном в районе данного населенного 
пункта складе инженерных войск по причине удара молнии произошло воспламенение, 
а затем взрыв расположенных на открытом воздухе боеприпасов». По логике 
Владимира Богдановича выкладывание боеприпасов на грунт означало твердое 
решение начать войну в 2001 году. Осталось догадаться, кого собирались 
«освобождать».
В. Суворов, видимо, забыл, что события происходили в веке XX, а не во времена 
отсыревания пороха на полках кремневых ружей. Техника, в том числе конструкция 
боеприпасов, совершенствовалась, и устойчивость боеприпасов была в 40-х годах 
значительно выше, чем во времена перехода А.В. Суворова через Альпы. Было бы 
ошибкой считать, что боеприпасы на грунт выкладывались так же, как они 
складываются на огневой позиции, то есть не в стандартной заводской укупорке, а 
рядком на брезент. Стандартная упаковка снарядов и мин — это прочные деревянные 
ящики с ложементами под боеприпасы. Например, снаряды к одному из самых 
распространенных орудий РККА, 122-мм гаубице М-30 образца 1938 года, упакованы 
по два выстрела в ящик, в каждом ящике два снаряда и две гильзы с зарядом. 
Масса ящика с двумя снарядами 75 кг. Сами снаряды вместо применявшейся ранее 
осалки (покрывание снаряда слоем пушечного сала) для защиты от коррозии в 30-е 
стали красить в защитный или серый цвет двумя слоями масляной краски. Помимо 
этого снаряды часто покрывали обычной смазкой, практиковалось даже 
заворачивание их в промасленную бумагу. Гильзы зарядов гаубицы раздельного 
заряжания имеют две крышки, одна так называемая нормальная, а вторая усиленная. 
Усиленная крышка вставляется в гильзу и заливается сверху расплавленным 
герметизирующим составом (определенный сорт смазки), который затем застывает и 
превращает открытую сверху гильзу гаубичного выстрела в герметичный контейнер 
для порохового заряда. Перед стрельбой усиленную крышку вынимают, а нормальная 
крышка выполняет функцию обтюратора при выстреле, то есть препятствует прорыву 
пороховых газов вперед, в пространство перед снарядом в процессе его движения 
по стволу. Патроны упаковывались еще надежнее, запаивались в цинковые коробки и 
укладывались в деревянные ящики. В такой таре боеприпасы вполне возможно было 
хранить под навесом на открытом воздухе. Под ящиками обычно сооружался настил, 
препятствующий контакту ящиков боеприпасов с грунтом. Так что «на грунт» не 
стоит воспринимать буквально. Конечно, если сваливать ящики в лужу или не 
делать навес, то самая надежная упаковка может не спасти и привести к ржавчине, 
окислению гильз. Некий процент боеприпасов при хранении на открытых складах 
неизбежно портился, идеальной «защиты от дурака» не бывает. Если снаряды не 
доводили до ужасающего состояния, а для этого нужно было сильно постараться, то 
никаких проблем не возникало. Налет ржавчины, зеленые разводы окислов на 
гильзах протирали промасленной ветошью и заряжали такими выстрелами орудия. 
Простота и дешевизна открытого способа хранения искупала неизбежные потери 
из-за разгильдяйства исполнителей.
Тезисы Владимира Богдановича и приводимые им цитаты мало того что высвечивают 
его непрофессионализм в вопросах снабжения войск, но и зачастую просто 
рассчитаны на наивность читателя:
«Но перед наступлением боеприпасы размещают на подвижном транспорте, это очень 
дорого и опасно...»
«Юго-Западный фронт только на небольшой станции Калиновка имел 1500 вагонов с 
боеприпасами». (Куманев Г.А. Советские железнодорожники в годы Великой 
Отечественной войны (1941—1945). С. 36.)»
Станция Калиновка — это глубокий тыл, 400 км от границы. Ну кто из читателей 
возьмет карту Украины и станет на ней разыскивать станцию Калиновка?
Таким образом, расположение не за Уралом, а в 50—200 км от границы складов 
армейского, окружного (фронтового) уровня было вполне оправданным, такое их 
размещение есть следствие необходимости бесперебойного обеспечения потребностей 
войск. Удлинение плеча подвоза неизбежно вызвало бы перебои в снабжении.
Более того, если не ставить задачу подбора цитат определенного содержания, то 
можно найти в литературе о войне и такие слова: «Из-за недостатка складских 
помещений в западных военных округах половина их запасов боеприпасов хранилась 
на территории внутренних военных округов, при этом треть — на удалении 500—700 
км от границы. От 40 до 90% запасов горючего западных военных округов хранилось 
на складах Московского, Орловского и Харьковского военных округов, а также на 
гражданских нефтебазах в глубине страны». (Великая Отечественная война 
1941—1945. Кн. 1. М.: Наука, 1998. С. 109.) В приложении к тому же Западному 
особому округу есть известный факт, что его топливные запасы были в Майкопе. То 
есть, напротив, значительная часть запасов находилась вдали от границ. Еще 
более интересная картина наблюдается, если мы попробуем узнать, где находились 
склады центрального подчинения стратегического значения. Если запасы первых 
трех уровней располагались в соответствии с плотностями войск (в западных 
округах больше, во внутренних — меньше), то склады центрального подчинения в 
основном находились в Московском военном округе (24 из 41), на втором месте — 
Приволжский военный округ (5 из 41). 29 складов из 41 расположены далеко от 
границы. То есть склады стратегического значения к границам не выносились. 
Проценты потерь очень часто приводятся по одному — двум — трем из первых 
уровней, что дает катастрофическую картину.
Вот в ДСП издании «Артиллерия в оборонительных операциях ВОВ» (М.: Воениздат, 
1961) есть цифры полных потерь и РАСХОДА снарядов за июнь — декабрь 1941. Цифры 
такие:
45-мм снарядов — 7,130 тыс. — или 28% от наличия на 22.6.41