Директиве слова косвенных свидетелей «Сталин в возможность германского 
нападения не верил до самого последнего момента, даже после вторжения, и то не 
верил» выглядят совершенно неубедительно. Не надо считать главу советского 
государства умственно отсталым. Он мог до определенного момента не верить в то, 
что Германия осуществит нападение на СССР без попыток политического давления. 
Война есть продолжение политики. Того, чего не удается добиться мирным путем, 
добиваются военным. И тому есть многочисленные прецеденты. Перед вторжением в 
Польшу был долгий период жесткой политической конфронтации. Сначала, еще в 1938 
году, 24 октября на встрече Риббентропа с послом Польши в Германии Юзефом 
Липским Польше было предложено вернуть Данциг, разрешить постройку автобана по 
территории «польского коридора», присоединиться к антикоминтерновскому пакту. 
Война разразилась спустя почти год, после долгих попыток урегулировать вопрос 
мирным путем. Конференций и других попыток урегулировать спорные вопросы 
политическим путем было несколько, начиная с марта 1939 года. События августа 
1939-го были финальным актом дипломатической драмы. Перед вторжением СССР в 
Финляндию в 1939 году финнам сначала было предложено политическое решение 
конфликта, обмен территорий. Поэтому в нетипичное поведение Гитлера, который 
нападет без предъявления каких-то ультиматумов или требований, одним словом, 
без общепринятой в подобных случаях процедуры, не верили. Но когда факты стали 
неопровержимо доказывать, что будет именно так, были приняты меры по повышению 
боеготовности войск, а в последний момент издали директиву войскам быть 
готовыми к нападению, на всякий случай оставив лазейку для возможного 
политического урегулирования конфликта.
Для понимания того, можно ли факт создания ВСЭ использовать в качестве 
доказательства существования плана «Освободительного похода», сравним события в 
СССР с событиями, происходившими в других армиях как в 1914-м, так и в 
1939—1940 годах. Если СССР готовил нападение, то проводимые в предвоенный 
период мероприятия должны отличаться от тех, которые проводились при вступлении 
в войну на общих основаниях, вследствие вторжения противника, выполняя 
союзнический долг или после официального объявления войны. И если мы посмотрим 
на пример других стран, то сделаем маленькое открытие. Перед Первой мировой 
войной в России тоже существовал второй стратегический эшелон. Это тоже были 
войска, которые везли из мест постоянной дислокации в районы предполагаемых 
боевых действий. Были и войска, выдвигавшиеся вплотную к границе. 
Соответственно факт проведения подобных перемещений не является признаком 
агрессивности, как это утверждает Суворов, мероприятия по выдвижению войск 
внутренних округов были жизненно необходимы для ведения боевых действий вне 
зависимости от их характера: оборона или наступление.
Посмотрим, отличаются ли описания событий предвоенного периода участников 
Первой мировой войны и мемуаристов Великой Отечественной, цитаты из мемуаров 
которых так любит выдергивать Владимир Богданович. Типичная цитата из 
«Ледокола» на эту тему:

«Генерал-полковник И.И. Людников (в то время полковник, командир 200-й 
стрелковой дивизии 31-го стрелкового корпуса) был одним из тех, кто этот приказ 
(о выдвижении к границе. — А.И.) выполнял. В директиве округа, поступившей в 
штаб дивизии 16 июня 1941 года, предписывалось выступать в поход... в полном 
составе... сосредоточиться в лесах в 10—15 км северо-восточнее пограничного 
города Ковеля. Движение предлагалось совершать скрытно, только ночью, по 
лесистой местности». ( «Ледокол», гл. 22. Сквозь грозы. С. 24.)
А теперь послушаем будущего начальника Генерального штаба Красной армии Бориса 
Михайловича Шапошникова о том, как дивизия, в которой он служил, выдвигалась к 
границе перед Первой мировой войной: «Наступило 13 июля. С утра все предвещало 
хорошую погоду. Скачки должны были начаться в 4 часа дня. За полчаса до начала 
от начальника дивизии я получил приглашение ехать на скачки вместе с ним. Но у 
меня на столе лежала только что доставленная из штаба 14-го корпуса телеграмма. 
Ее нужно было расшифровать. Поэтому я велел передать начальнику дивизии, что 
приеду позже, и сел за расшифровку телеграммы. [...] Телеграмма из штаба 
корпуса была короткой, и через 20 минут передо мной лежал ее текст. Экипаж 
стоял у ворот моей избы, и я, проверив еще раз правильность расшифрованного 
текста, отправился на скаковое поле, приказав ехать рысью, чтобы скорее попасть 
туда. Телеграмма действительно оказалась короткой по числу слов, но содержание 
ее было чрезвычайно важно: она гласила, что по высочайшему повелению 13 июля 
объявляется первым днем подготовительного к войне периода. Войскам 
приказывалось немедленно следовать на свои зимние квартиры». (Шапошников Б.М. 
Воспоминания. Военно-научные труды. М.: Воениздат, 1974. С. 241—243). 13 июля 
по старому стилю, до начала войны еще неделя. Но кавалерийская дивизия русской 
армии получает приказ на выдвижение к границе, аналогичный тому, который 
получила 200-я сд Людникова. Предлог был, надо сказать, оригинальный: 
перемещение на «зимние квартиры» (посередине июля). Вариант «учебные сборы» 
выглядит более убедительным. В. Суворов показывает события в одной армии в 
одной войне, даже не пытаясь привести пример эталонной «невинной овечки». 
Поскольку его просто нет. События, происходившие в СССР перед 22 июня 1941 года,
 были явлением типичным, в той или иной форме происходившим во всех странах и 
затрагивавшим все армии. Каков механизм этого явления? В мирное время войска 
располагаются в местах постоянной дислокации, разбросанных по всей стране. Во 
время развертывания и сосредоточения они прибывают к границе с государством, с 
которым предполагается воевать. В 1914 году началась война на Западе, и со всей 
страны начали собираться корпуса в армии вдоль границы с Германией и 
Австро-Венгрией. Рассмотрим происхождение 8-й армии генерала А.А. Брусилова, о