народов. Одни умирали, другие продолжали в невыносимых муках бороться за жизнь. 
Казалось, человеческая боль пронизывает классные комнаты. Она передавалась и 
нам, двенадцати-тринадцатилетним, впервые познавшим, что такое человеческие 
страдания.
    Мы читали больным стихи, чтобы отвлечь их хоть на минуту от горьких мыслей 
о своей судьбе, пели хорошие песни, которых много появилось в годы войны, 
девчонки танцевали. Но, пожалуй, самым главным были письма. Многие из солдат 
плохо говорили по-русски или просто-напросто были изувечены и не могли держать 
в руке перо. «Напиши, браток, что я потерял руку и сразу из госпиталя приеду 
домой», — просит восемнадцатилетний паренек, который до войны ничего, кроме 
своей деревни, не видел. И начнет перечислять
17
имена тех, кому надо обязательно передать приветы — от теток, с которыми раньше 
отношения были довольно натянутыми, до соседских стариков, которых он и 
припомнить-то толком не может. Все, что осталось в родных местах, что было 
связано с довоенной жизнью, ассоциировалось с безграничным счастьем.
    Невозможно было сомневаться в искренности ребят, когда они говорили: 
«Напиши, что, как только встану на ноги, сразу вернусь на фронт, чтобы бить 
фашистского гада». В выражениях солдаты обычно не стеснялись, и вряд ли я смогу 
здесь воспроизвести сочные фразы, относящиеся к врагу.
    Моя будущая жена Валентина, с которой в годы войны я еще не был знаком, 
также навещала раненых в военных госпиталях Таганрога. Если я больше читал 
стихи и писал под диктовку раненых письма, то Валентина играла на аккордеоне. 
Он был приобретен на деньги, полученные в военкомате за погибшего отца. Позже 
мы не раз говорили о тех днях и о том, какой заряд любви к Родине мы, подростки,
 получили, общаясь с фронтовиками, какое значение эти встречи имели для нашей 
наступающей взрослой жизни. Никогда бы мы, прошедшие через встречи в госпиталях,
 не смогли возненавидеть свою страну за ошибки, допущенные, как впоследствии 
стало известно, вождями.
    Конечно, в годы войны и сразу после нее мы ненавидели немцев. Так уж 
случилось, что по роду службы я в дальнейшем познакомился со многими немцами 
совсем иного склада, чем оккупанты Таганрога. Мои чувства изменились. Но на 
жену война наложила такой отпечаток, что и сегодня она настороженно относится 
ко всему, связанному с немцами, Ее отец пропал без вести под Курском. Его 
останки так и не удалось найти, хотя Валентина в течение многих лет обращалась 
во всевозможные инстанции с просьбой помочь выяснить его судьбу. Скорее всего 
он погиб на своей артиллерийской батарее, так и не узнав, что после ухода на 
фронт у него родился сын, которого спасли от голодной смерти старшие сестры.
    После освобождения дела в городе заметно пошли к лучшему. Хотя война не 
закончилась, страна по-прежнему лежала в руинах и угроза голода не миновала, 
было ясно — час Победы над немецкими фашистами близится.
    Я вместе со своими школьными товарищами с энтузиазмом начал работать на 
заводе, не получая никакой заработной платы, но внося небольшой вклад в 
довольствие семьи за счет пайка. Не забуду, как однажды принес домой 
заработанные честным трудом пряники с глазурью. «Посмотрите, — воскликнула 
довольная бабушка, — вот и кормилец пришел. Что бы мы без тебя делали!» Хоть я 
и понимал, что бабушка шутит, гордость переполнила мою грудь.
    Упоение победой имело свои и не столь привлекательные стороны. Не все 
приспешники фашистов и полицаи смогли убежать вмес-
18
те с оккупантами из города. Их ждало заслуженное наказание. Но то, что 
случилось, потрясло меня. Около десятка немецких пособников было приговорено 
полевым судом к казни через повешение. В городе было объявлено, что казнь 
состоится на Банковской площади. Я тоже пошел туда. Собралось очень много 
народу. Толпа ликовала, царило чуть ли не праздничное настроение. Скажу 
откровенно: такой восторг разделить я не мог. Вывод, к которому я пришел, был 
прост: насилие рождает насилие, жажду мести, жестокость. Для меня это тоже 
часть картины войны, любой войны.
    Глава 2
    ИЗ ПЕРМИ В МОСКВУ
     
    В то время как мать и я оказались в оккупации в Таганроге, отец вместе с 
заводом по производству артиллерийских вооружений был эвакуирован из 
подмосковных Подлипок в уральский город Пермь. Он работал там не щадя себя и, 
добившись заметных успехов, получил ряд наград за участие в создании новых 
видов оружия. В 1945 году ему было поручено изготовить три миниатюрные пушки, 
сконструированные в войну при его участии. Их собирались преподнести в подарок 
Тито, Эйзенхауэру, Монтгомери, что впоследствии и сделали от имени И.В. Сталина.
 Макеты должны были быть действующими, только стрелять вместо снарядов 
винтовочными пулями.
    Мини-пушки были сделаны в цехе, который к тому времени возглавлял отец, и 
после капитуляции Германии он поехал в Москву, чтобы показать их народному 
комиссару вооружений — одному из самых молодых членов правительства, 
впоследствии маршалу Дмитрию Федоровичу Устинову. Устинов пришел в восторг от 
увиденного и, в свою очередь, показал мини-пушки Сталину. Тот одобрил идею. 
Устинов поинтересовался у моего отца, какое вознаграждение он хотел бы получить 
за проделанную работу. «У меня в Таганроге остались жена и сын, — сказал отец. 
— Прошу предоставить десятидневный отпуск, чтобы я смог проведать их». «Хорошо, 
— ответил Устинов. — Поезжайте туда на десять суток, а прямо оттуда можете 
вернуться к месту работы в Пермь».