понимали своеобразия работы с ними. Они стояли на том, что либо иностранец 
должен быть агентом, либо он не стоит внимания. Либо он будет добывать 
секретные документы, либо ни на что не пригоден. Легко и просто. Многие 
оценивали разведывательную работу, только исходя из этого критерия, а 
доверительные связи рассматривали как некий полуфабрикат — «ни рыба ни мясо».
    Я же считал и продолжаю считать, что доверительные связи способны 
существенно дополнять получаемую информацию сведениями, которые невозможно 
получить из секретных документов и от агентуры. Документы надежно освещают 
реальные факты, и в этом их цен-
124
ность. Но в них вовсе не обязательно раскрываются перспективы, образ мышления, 
существующие в обществе идеи и взгляды и возможности поиска будущих решений 
проблем во взаимоотношениях между государствами. В этом плане именно 
доверительные связи, как правило, с людьми думающими, ищущими и 
заинтересованными в улучшении отношений могли восполнить пробел.
    С другой стороны, наблюдалась и другая крайность: некоторые молодые 
разведчики полагали, что в век информационной революции агентурная работа чуть 
ли не изжила себя и может быть заменена полуофициальными контактами и 
современными техническими средствами перехвата сведений. Такой подход также 
недальновиден. Если мы хотим научиться чему-то у истории, то лишь умелое 
сочетание всех форм разведывательной работы при сохранении костяка надежной 
агентуры может обеспечить успех, особенно в кризисных ситуациях.
    Первая крупная задача, которая имела отношение к событиям на высшем 
международном уровне, была возложена на меня вскоре после возвращения из 
Норвегии в Центр в 1972 году. Наряду с представителями других ведомств я должен 
был участвовать в подготовке к конференции, которая впоследствии вылилась в 
Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ). Центральную роль в 
выдвижении идеи выработки документа, регулирующего отношения между европейскими 
государствами, США и Канадой, открывающего возможности их сотрудничества, минуя 
идеологические и блоковые границы, и создающего более предсказуемый 
политический климат, сыграли министр иностранных дел Андрей Андреевич Громыко и 
его ближайшие помощники. Работа по осуществлению этого замысла велась на разных 
уровнях и по различным направлениям с проведением множества подготовительных 
встреч внутри страны и за рубежом.
    Громыко получал солидную поддержку от ряда советских министерств и ведомств 
в проработке конкретных вопросов. Первое главное управление, а также другие 
службы КГБ систематически снабжали его достоверной информацией о планах и 
намерениях западных стран, с тем чтобы разработать стратегию и тактику 
переговоров, спланировать и реализовать желаемые цели, исходя из возможного и 
необходимого. Результаты совещания должны были отвечать интересам всех 
участвующих сторон, и в первую очередь Советского Союза.
    Целеустремленная работа Громыко и всей советской команды со временем нашла 
отклик у Председателя Социнтерна, будущего канцлера ФРГ Вилли Брандта и других 
западноевропейских политиков. Международная атмосфера созрела для проведения 
СБСЕ на высшем уровне. Историческое совещание состоялось в августе 1975 года в 
финской столице, где были подписаны итоговые документы.
125
    Советская внешняя разведка, как уже сказано выше, активно помогала 
подготовке к совещанию на всех этапах. Были задействованы все наши каналы для 
выявления подлинных мотивов Запада, и с этой задачей, по моему мнению, разведка 
справилась. В начале консультаций я по-прежнему оставался заместителем 
начальника англоскандинавского отдела ПГУ в звании майора, а затем 
подполковника, но ближе к хельсинкской встрече меня назначили начальником 
отдела. На меня легла солидная доля ответственности за подготовку СБСЕ по линии 
разведки.
    Я считаю, что разведывательная информация оказала известное влияние на 
взгляды высшего руководства страны в период подписания документов в Хельсинки. 
Мы смогли доказать, что намерения Запада не расходились кардинальным образом с 
национальными интересами Советского Союза. Тем, кто утверждает сегодня, что КГБ 
якобы исходил из теории заговора против Советского Союза и противился всем 
предложениям Запада, могу твердо заявить, что наш подход был непредвзятым, 
конструктивным и компромиссным. Об этом руководству страны было хорошо известно.

    Настроения в самой разведке были явно в пользу хельсинкского процесса. 
Председатель КГБ СССР Ю.В.Андропов уделял большое внимание нашей работе по 
подготовке совещания, решению возникавших проблем. За несколько дней до его 
начала он приехал в штаб-квартиру разведки в Ясенево, чтобы присутствовать на 
докладе о проделанной работе по подготовке многосторонней встречи в верхах, 
сделанном мною. Наряду с другими вопросами, естественно, были обсуждены 
принятые по линии Комитета меры безопасности в связи с предстоявшим прибытием в 
Хельсинки высокопоставленной советской делегации во главе с Л.И.Брежневым. 
Андропов детально прошелся по политическим аспектам подготовленных соглашений, 
подчеркнув огромное значение договоренностей и их важность для Советского Союза.
 В моем присутствии председатель позвонил одному из доверенных лиц Брежнева 
(впоследствии ставшему Генеральным секретарем ЦК КПСС) Константину Устиновичу 
Черненко, который собирался выехать в Хельсинки в составе делегации, и сказал, 
что по линии разведки сделано все необходимое для успешного осуществления 
миссии. Для меня и моих подчиненных это означало признание высокого 
профессионализма и значимости проделанной работы.
    Но на этом работа, разумеется, не закончилась. Финляндия входила в число