норвежской контрразведки Брюн, проживавший недалеко от нашего посольства, идет 
мне навстречу. Он попытался сделать вид, что не замечает меня, но я подошел к 
нему и прямо задал ряд нелицеприятных вопросов: что за спектакль устроен? Как 
понимать этот скандал в свете наметившегося улучшения двусторонних отношений? 
Что вообще происходит?
    Брюн ответил очень серьезно и сухо: «Выявлять шпионов — это моя работа. 
Здесь я ничего не могу поделать».
    В Норвегии все знают, что произошло дальше. Нашим читателям, возможно, 
также небезынтересно будет узнать, что после долгих и изнурительных допросов, 
на которых Люгрен вела себя стойко, дело полностью рассыпалось. Наши подозрения 
в отношении нее, напротив, полностью подтвердились. Она действительно выполняла 
задания американцев. Начальник норвежской военной разведки Вильгельм Эванг в 
свое время лично просил министра иностранных дел командировать Люгрен в 
посольство в Москву. Очевидно, по этому поводу к нему обращались американцы.
    Меня очень удивило выявившееся в результате этой кампании полное отсутствие 
сотрудничества между различными норвежскими специальными службами. То, что 
отношения между ними, мягко говоря, оставляли желать лучшего, нашей резидентуре 
было известно.
101
    Определенные источники информации мы имели. Мы установили, что причины 
разногласий глубже взаимной зависти и соперничества. Они носили политический 
характер и родились еще в годы войны. Если за созданием военной разведки стояли 
представители Норвежской рабочей партии, такие как Эванг, принимавший активное 
участие в движении сопротивления, то контрразведка формировалась из буржуазной 
среды на основе полицейского управления Осло. Поэтому не удивительно, что 
представители левых сил Норвегии весьма нелестно отзывались о местной 
контрразведке. Многие чувствовали себя «под колпаком» как политически 
неблагонадежные или потенциально опасные с точки зрения безопасности. 
Высказывания о том, что спецслужбы «ищут призраки средь бела дня», могут 
кому-то показаться преувеличением. Но мне известно, что норвежские 
контрразведчики под надуманными предлогами поломали судьбу не одного 
талантливого соотечественника, швырнули вниз со служебной лестницы, закрыли 
двери к карьере. А тем оставалось только догадываться, кто стоит за этой 
травлей.
    Таким образом, натянутые отношения между специальными службами Норвегии не 
были секретом. В «деле Люгрен» поражала степень их нескоординированности.
    Это заставило многих в Норвегии задуматься. Признав, что была допущена 
грандиозная ошибка, некоторые граждане, тем не менее, продолжали считать свою 
страну идеальным правовым государством. Но как же случилось, что в стране, 
гордящейся соблюдением прав человека, два государственных ведомства не 
удосужились связаться и выяснить вопрос, в результате чего за решетку попал 
человек на основании только, как потом выяснилось, сомнительных показаний 
перебежчика. Эванг и Брюн либо вообще не обменивались информацией, либо 
заведомо лгали друг другу.
    Любая спецслужба в мире время от времени допускает ошибки. Советская 
контрразведка, во всяком случае когда я ее возглавлял, никогда бы не допустила 
ареста на таком зыбком основании, без достаточных улик.
    Проведя значительную часть своей сознательной жизни в Норвегии, я приобрел 
и сохраняю уважение к открытости, политической свободе и демократическим 
принципам норвежского общества. Но я обратил внимание на то, что местная 
контрразведка под влиянием шпиономании и в ее интересах прибегала к 
недозволенным методам, в которых необоснованно обвиняли КГБ. В идеале 
контрразведка должна быть настолько эффективной, чтобы действовать 
профилактически и не доводить дело до шпионских процессов. Но, видимо, «громкие 
дела» время от времени нужны самим спецслужбам, чтобы продемонстрировать свою 
нужность и полезность. В случае с Люгрен стремление разоблачить Советский Союз 
как «империю зла» было столь велико, что они пренебрегли элементарной проверкой.

102
    Ради справедливости должен отметить, что норвежская контрразведка не 
относилась к числу худших. Она работала в целом активно и профессионально. За 
время моей работы в Норвегии в ней никогда не применялись столь жесткие метода 
воздействия, какие, например, практиковали американские и английские спецслужбы.
 Исключение составляет случай с Арне Трехолтом, о котором я расскажу ниже.
    Одной из причин того, что норвежские спецслужбы крупно оскандалились в 
«деле Люгрен», был «сигнал» от перебежчика Голицына, работавшего раньше в 
советской контрразведке. Лично я его не знал, но слышал, что еще в 50-е годы он 
высказывал неудовлетворение своим служебным положением, считал, что руководство 
и коллеги его недооценивают. Он даже писал письма Сталину с критикой стиля и 
методов работы конкретных сотрудников. О реакции Сталина мне неизвестно, но я 
знаю, что, находясь в Финляндии, Голицын встал на путь измены и выдал 
американским спецслужбам нескольких агентов.
    Голицын сообщил якобы, что у КГБ есть «женщина в норвежском посольстве», о 
чем американцы проинформировали своих норвежских коллег. Но предатель не знал 
ни ее имени, ни положения. Мы подозревали также, что другой перебежчик из 
советской контрразведки — Носенко, не вернувшийся из Швейцарии в 1964 году, — 
мог сообщить на Западе некоторые сведения. Женщина, которая работала на нас в 
норвежском посольстве в Москве, как выяснилось через много лет, вовсе не носила 
имя Ингеборг Люгрен.
    Еще один изменник — Гордиевский, сбежавший в Великобританию в 1985 году, —