Исландией, изза которой цены на вывозимые товары были низкими, а на ввозимые — 
непомерно высокие. Впрочем, для истощенной многочисленными войнами Дании и это 
не помогало. Исландия всетаки оказалась большой обузой для королевской казны, 
и король Фредрик IV всерьез взвешивал возможность продать Исландию немецким 
купцам.
      Как для крыловской мыши не было зверя сильнее кошки, так и для исландцев 
восприятие вселенной ограничилось вездесущей Данией. Исландцы были склонны во 
всем видеть промысел Копенгагена. Северная война, начатая Петром I против 
Швеции, была, по их мнению, инспирирована датчанами, которым «удалось направить 
на шведов далекие народы».
      Трудное историческое прошлое сформировало исландцев суровыми и 
аскетичными людьми, мужественно и смело борющимися с природой, с гнетом и 
несправедливостью. Исландец решителен, непокорен, бескомпромиссен. Он уделяет 
королям не очень серьезное внимание. Все исландцы равны перед Богом, и если 
исландец не слуга другого, то он сам считает себя королем. Исландцам в высшей 
степени присуще чувство национального достоинства, веры в свои силы. Надежда 
покидает их последней.
      Экономические условия и уклад жизни в современной Исландии таков, что 
мужчине трудно прокормить семью, имея только одну профессию или работая только 
в одном месте. Как правило, все исландцы подрабатывают по крайней мере еще в 
одном месте, а то и в двух, или дополнительно осваивают другую или третью 
профессию. Очень часто в биографии того или иного лица можно прочитать, что 
имярек был поэтом, крестьянином и кузнецом. (Интересно, что сейчас поделывает 
Владимир Ашкенази, молодой и талантливый пианист, которого какаято настойчивая 
исландка увезла с собой на самом взлете его музыкальной карьеры? Освоил ли он 
тоже смежную профессию рыбака или клерка? Музыканту его уровня в Исландии, 
конечно, делать нечего. Ашкенази наши власти долго не выпускали из страны, но 
исландцы задействовали мощную «артиллерию», подключив к решению частной 
семейной проблемы правительство и дипломатию. С оглядкой на общественное мнение 
Запада Ашкенази в конце концов отпустили к своей исландской супруге.)
      Когда к берегу подходят косяки сельди или трески, то жители столицы и 
других прибрежных поселков бросают все и выходят в море ловить рыбу. Рыба — 
основа экономики страны. Природных ресурсов на острове практически нет. Есть 
вода, есть гейзеры и… лава. Травяной покров составляет очень небольшой процент 
поверхности. Плодородного слоя почвы нет. Из домашних животных преобладают овцы.
 Они дают шерсть (знаменитые исландские свитера!), мясо и скюр — нечто среднее 
между йогуртом и кумысом, национальный напиток исландцев.
      Рыба напоминает о себе везде. Ее запах разносится по всему городу. Треска 
штабелями навалена в порту на складах, развешена на крючьях для естественного 
вяления на сыром морском воздухе, продается во всех магазинах и кафе, 
консервируется и упаковывается в банки на фабриках, загружается в трюмы 
пароходов, а около моря валяется под ногами. Повсюду сельдь и треска, треска и 
сельдь.
      …Я брожу по улицам Рейкьявика и постоянно ощущаю свою значимость. Впервые 
в жизни я стал объектом внимания серьезной государственной структуры. За мной 
по пятам неотступно следуют два филера. Они добросовестно выполняют выученные, 
вероятно, у датских коллег приемы, не упускают случая зайти вместе со мной в 
какойнибудь магазинчик, дышат мне в затылок и отворачиваются в сторону, когда 
я ненароком сталкиваюсь с ними взглядом. Приятно убедиться в том, что 
исландские филеры действуют в точном соответствии с тем, чему нас в свое время 
учил инструктор по наружному наблюдению. Значит, филер — он и в Исландии филер. 
Набор приемов у него такой же, как у русского «наружника».
      Сочувствую ребятам, потому что они уже в годах, и трехчетырехчасовые 
прогулки для них достаточно обременительны. Сесть в машину, как это принято в 
больших городах, они не могут: вопервых, в автомобиле вести слежку несподручно,
 потому что я то и дело меняю направление и куданибудь захожу. Развернуться 
исландским детективам негде — не те масштабы: о том, чтобы сесть за руль, им и 
в голову не приходит, потому что объект сразу их расшифрует. Медленно ползущая 
за пешеходом машина в Рейкьявике — это все равно что слон, наступающий вам на 
пятки на улице Горького. В этой связи приходит на ум рассказ нашего инструктора 
о работе филеров в 20х годах. Иностранцы и нэпманы передвигались, как правило, 
на автомобилях, в то время как сотрудники бригад наружного наблюдения ЧК 
обходились тогда в крайнем случае велосипедом, а чаще — «одиннадцатым номером». 
Так вот, отчеты сотрудников «НН» частенько заканчивались фразой: «Объект сел в 
авто и исчез в неизвестном направлении. После этого НН за ним не велось».
      Объект пришел в парк, подошел к пруду и как в воду канул. 
      Я, конечно, тоже могу взять такси или кануть в озеро, но делать этого не 
следует. Зачем без толку дразнить людей? Пусть себе ходят за мной, мне так 
спокойней. Ну уйдешь от них один раз, так следующий раз они так тебя обставят, 
что не возрадуешься! Себе дороже такие штучки, испытывать на прочность 
«наружников» надо в тех случаях, когда это крайне необходимо. Например, если 
нужно во что бы то ни стало выйти на встречу с важным агентом.
      Со стороны Атлантического океана не переставая дует сильный и влажный 
ветер, подгоняя рваные, густые черносвинцовые хлопья облаков. День в декабре 
длится часа четыре, а остальное время — это сумерки и приполярная ночь. Снег 
выпадает, но быстро тает. В общем, погода, похожая на наш поздний ноябрь. 
Изредка блеснет изза облаков яркий луч солнца и осветит все в яркооранжевый 
свет — спичка спелеолога, заблудившегося в лабиринтах огромной и мрачной пещеры.
 Пожалуй, если бы в Рейкьявике держался снег, было бы легче переносить это 
время года, но расточительный Гольфстрим не оставляет для этого никакого шанса.