натуральных съемок в своем шпионском триллере «Топаз». По ходу фильма ЦРУ 
должно было завербовать в нашем копенгагенском посольстве одного дипломата, и, 
когда КГБ его разоблачает, он спасается бегством и находит убежище в США. 
Датчане вовсю развлекались прибытием в столицу именитого режиссера, а советское 
посольство «вовсю» сердилось и протестовало против «инсценированной 
антисоветскими кругами провокации». Помнится, мы выглядывали из зашторенных 
окон и пытались разглядеть Альфреда, но так его и не увидели. Вероятно, сцены 
вокруг посольства снимали его ассистенты.
      Но прозорлив был старик Хичкок! Куда как прозорлив! Ну чем фильм «Топаз» 
не напоминает историю с Гордиевским? Только вместо ЦРУ на сцене выступила СИС.
      Однажды, возвращаясь после обеда в посольство, я увидел перед собой трех 
молодых крепких парней в гражданском, но явно расставшихся с военной формой 
совсем недавно. Они громко переговаривались между собой на английском языке с 
типичным американским акцентом в нос. Дежурный комендант, приняв их за своих 
командированных, открыл им дверь, и парни, а вслед за ними и я, прошли в 
посольство.
      Ничего не объясняя коменданту, американцы пересекли холл и стали 
подниматься по лестнице на второй этаж, где располагались кабинеты посла, 
советников и .5 вход на третий этаж, ведущий в референтуру.
      — Эй, вы куда? — запоздало всполошился комендант. Но ребята не отвечали. 
Один из них уже схватился за
      ручку двери от кабинета нашего резидента.
      Тут уж не выдержал я и спросил их поанглийски, что им нужно в советском 
посольстве.
      — В советском? — недоуменно вопросил один из них.
      — Да.
      — Они переглянулись между собой и расхохотались.
      Когда они спустились вниз, то рассказали, что работают охранниками в 
американском посольстве в Западной Германии и приехали в гости в Копенгаген к 
своим знакомым коллегам. Изза близости двух посольств ошиблись дверью.
      …Рядом с бульваром Андерсена расположен так называемый Латинский квартал 
— прибежище студентов. Узкие средневековые улочки, многочисленные книжные 
лавочки, дешевые забегаловки, джазклубы создают неповторимую атмосферу 
раскованности.
      Раскованности… Это сейчас я могу говорить об этом чувстве, а тогда, когда 
первый раз появился в клубе Датского студенческого общества, я был сжат, как 
пружина от волчьего капкана.
      По рекомендации коллег я отправился туда на студенческий вечер заводить 
связи. Не достигнув еще возраста Христа, я полагал, что мог еще болееменее 
удачно сойти за «своего» в этом молодежном бедламе. А за «своего» надо было 
сойти хотя бы на первое время, чтобы не попасть на глаза вездесущей 
контрразведке. Студенческое общество было слишком излюбленным для разведчиков с 
Кристианиагаде местом, чтобы позволить себе хоть на минутку там расслабиться.
      В танцевальном зале меня оглушила музыка, «врубленная» на полные 
мегаватты, какие только в то время могли вмещать динамики. Она выключила меня 
на несколько минут из реальности, так что пришлось уползти в укромный уголок, 
отдышаться от шквала звуков и незаметно приступить к наблюдению за происходящим.
 О том, чтобы самому попытаться «выйти на сцену» и изобразить телом то, что 
изображали молодые датчане и датчанки, я и подумать не мог. Я казался себе 
неотесанным деревенским парнем, попавшим на танцплощадку в Бауманском саду 
города Москвы.
      Дискжокей ловко манипулировал за проигрывателем, выстраивая ритмы в одну 
сплошную какофонию, но чаще всего ставил понравившиеся мне «Сесилию» и «Миссис 
Робинсон» в исполнении Саймона и Гарфункеля. Музыка практически не прекращалась 
ни на минуту, и единственным местом, где я мог бы попытаться с кемто 
познакомиться, был бар. Но за стойкой, как правило, обнявшись сидели парочки, а 
если и были одинокие особи мужского пола, то на уме у них было только одно: 
найти себе девчонку, прижаться к ней и не расставаться до…
      Я сидел у стойки и медленно вливал в себя опротивевшее уже бочковое пиво, 
а шанс «законтачить» когонибудь все не подворачивался. Задним числом я понял, 
что комплексовал зря, но задним числом все мы, русские, очень умны.
      Прошло время, и я преодолел в себе комплекс проклятой «азиатской» 
неполноценности. Это был как раз тот недостаток, который проходит вместе с 
молодостью. Но я уже никогда не мог так запросто появиться на студенческих 
вечеринках, потому что тут же бы бросился в глаза присутствующим: «Это что за 
дяденька приперся на наш бал?»
      В Латинском же квартале я посещал танцевальные вечера, на которых 
выступали джазовые оркестры, часто исполнявшие диксиленды. Там тоже было 
нелегко завести контакт, но я ходил туда изза самих диксилендов. Помнится, 
когда оркестр, надрываясь, достигал кульминационной точки, чуть ли не 
разрываясь на части вместе со своими инструментами, по залу пробегала невидимая 
электромагнитная дрожь и заставляла самое неподвижное тело или предмет 
двигаться в заданном ритме.
      Хаживали мы и в немецкий ресторан, где посетители, отведав айсбайн с 
тушеной капустой и запив это плотное блюдо баварским пивом, брались за руки и 
сидя на скамейках начинали раскачиваться в ритм тирольским мелодиям.
      Боже мой, где мы только не ухитрялись заводить эти треклятые связи, 
которых всегда не хватало! На какие только ухищрения не шли оперработники, 
чтобы познакомиться с нужным человеком! Кто ударялся в спорт, кто увлекался 
коллекционированием, кто заводил собаку и становился членом «собачьего» клуба,