|
Орлов встретил своего гостя и тут же удалился. Гордиевский поспешил вслед
за послом, успев, однако, предупредить меня о том, что скоро вернется и найдет
меня в транзитном зале.
Ждать пришлось недолго. Гордиевский появился в транзитном зале минут
через пятнадцать.
— Все, я освободился и нахожусь в твоем распоряжении. Когда отлетает
самолет в Рейкьявик?
Я назвал время.
— Ну что ж, у нас есть время прокатиться по вечернему городу и заехать ко
мне на Тагенсвай перекусить.
— Как так? — Мне показалось, что я ослышался.
— А очень просто. Я договорился тут с иммиграционным начальником о том,
чтобы тебе сделали транзитную визу для выхода в город.
— Здорово. Поехали, не будем терять время.
От Каструпа, расположенного на полуострове Амагер, до центра Копенгагена
мы доехали за какихнибудь двадцать минут. Датская столица по сравнению с
Москвой выглядела поистине сказочным городом. До рождественских праздников
оставалось чуть ли не три недели, а Копенгаген уже сверкал морем огней,
искрился на морозном воздухе гирляндами, венками, елочными украшениями,
подсвечивался хитроумными прожекторами и тонул в умопомрачительных витринах, в
которых в обязательном порядке были выставлены красный Дед Мороз, венки с
еловыми шишками, свечи. Улицы буквально дышали довольством, умиротворенностью и
прущим изо всех углов достатком. Создавалось впечатление, что все население
города вышло на улицы, чтобы степенно и неторопливо засвидетельствовать свое
глубокое удовлетворение царящей повсюду предпраздничной атмосферой.
В моей взрослой и далеко не экзальтированной голове возникали образы и
персонажи, навеянные сказками Ханса Кристиана Андерсена, которыми я зачитывался
в детстве. Казалось, вон из того подъезда сейчас выйдет оловянный солдат и,
сделав по всем правилам ружейный артикул, торжественно зашагает к Амалиенборгу4.
А там на балконе покажется пузатый и важный король, воображающий себя
властелином всей земли и одетый в самые богатые наряды, но на самом деле
вышедший на мороз в чем мать родила. Навстречу, держась за руки, идет мальчик с
девочкой — это, конечно, Кай с Гердой вышли на улицу, чтобы выбрать себе
подарок. А в этом подвале, вероятно, жил когдато сам сказочник.
Вспомнил советского писателя Геннадия Фиша, создавшего серию книг про
Скандинавские страны. В очерке «Здравствуй, Дания!» он описывает, как ходил по
улицам Копенгагена и от имени вселившегося в его душу тургеневского Хоря
неодобрительным тоном комментировал то или иное явление: «Это у нас не шло бы…
Это непорядок». (Хорь, в отличие от Калиныча, вообще, как известно,
неодобрительно относился к загранице.)
А я ловил себя на мысли, что внутри меня поселился именно антипод
ХоряФиша, разлюбезный Калиныч, восторженная душа, принимавшая все, что ему ни
покажут, на веру. Нет, одернул я себя мысленно, так нельзя, нельзя размягчаться,
так и недолго до… Крамольную мысль я немедленно прогнал, как только мы с
Гордиевским вступили на Striiget — пешеходную улицу длиной около километра,
протянувшуюся от Королевской Новой площади до Ратушной.
Вопервых, само понятие пешеходной улицы в центре города сбило тогда меня
с толку. Зачем? Для чего? Кому это нужно? А где же проехать автомобилям?
Непорядок. (Силен всетаки Хорь в русском человеке!) И потом, откуда у датчан
столько ювелирных магазинов? Золотото у них не добывается, драгкамней не
водится. Странно… И Калиныч окончательнотаки покинул меня в этот вечер,
уступив место подозрительному скептику Хорю.
Между тем время неумолимо бежало вперед и сокращало мою остановку в
Копенгагене. С чувством гордости истинного хозяина, показавшего свои
апартаменты гостю, Гордиевский усадил меня в свой «фордкортину» и повез к себе
домой «откушать». По пути гдето справа мелькнуло наше посольство, потом
американское, потом проехали парк, и наконец мы въехали на улицу Тагенсвай.
Здесь в старинном, солидном по московским меркам доме посольство снимало для
атташе Гордиевского двухкомнатную квартиру.
Нас встретила милая и добрая хозяйка Лена, жена Гордиевского, и… свирепый
сиамский кот Барсик, изодравший своими когтями всю посольскую мебель и обои в
квартире. Барсик встретил меня недоверчивым злобным шипением, но от прямой
атаки воздержался, вычисляя, вероятно, что это за фрукт появился в его
владениях. В течение всего обеда я чувствовал на себе его желтый взгляд и был
наготове, чтобы отразить любую с его стороны гадость. Изза Барсика я был лишен
возможности вести непринужденную светскую беседу и наслаждаться
гастрономическими раритетами вроде поданных в масле копченых мидий и мясного
блюда «тартар».
Неравнодушен к вкусной пище, а также к сырам.
Настроение тем не менее было праздничное, пили знаменитый датский аквавит
«со слезой», много болтали о Москве, о Копенгагене, о литературных новинках и о
театральных премьерах. Как принято при таких встречах, поведал Гордиевскому об
общих знакомых в Центре. Они с женой были в восторге от Дании, от датчан, от
Копенгагена, и оба торопились наперебой рассказать мне об этом. В приятном
застолье незаметно пролетело время, и надо было собираться в путь. Атмосфера
при встрече была, пожалуй, самой непринужденной за все мое знакомство с
Гордиевским. Слегка пьяный и сытый, я возвращался с ним обратно в Каструп и уже
довольно снисходительно, как и полагается сытому Хорю, поглядывал по сторонам.
Через час я сидел в полупустом «Боинге747» и переваривал духовную и
материальную пищу, полученную в Копенгагене.
|
|