опрометью кинулся к обрыву, комом скатился на лед и наметистой рысью стал 
исчезать в темноте.
      — Лови белого! Ату его, ату! — надрывался ему вслед голос двуногого, но 
шатун был уверен, что опасность миновала и что двуногий даже с железной палкой 
не осмелится его преследовать. Вообщето это большая удача, что огненная палка 
не причинила ему никакого вреда, и чем глуше становились крики двуногого, тем 
безопаснее чувствовал себя медведь.
      Справа за мысом показалось стойбище железных птиц, которые имели 
обыкновение спускаться над ним совсем низконизко и пугать шумом своих 
вращающихся крыльев. Но сейчас они мирно спали в своих ангарах, и он их мог не 
опасаться. Срезав большой участок пути, он с трудом преодолел несколько 
каньонов, забитых до самых краев снегом, и скоро вышел на большую и просторную 
долину, которая должна была вывести его в другой поселок двуногих. Там тоже 
можно было попытаться чемнибудь поживиться, особенно в двухтрех известных ему 
местах, где двуногие хранили свои съестные припасы. Конечно, и в этом месте его 
подстерегала опасность. Здесь у людей тоже было много огненных палок, очень 
много вонючих железных коробок на колесах и лыжах, а также две железные птицы, 
также не отличавшиеся мирным нравом. На равнине у самого моря каждый день 
садились и поднимались птицы побольше этих, но они не имели обыкновения 
бестолково и назойливо махать крыльями и преследовать его в горах или на льду.
      Цель оправдывала риск. Особенно заманчивой виделась ему мороженая камбала,
 брикет которой он подобрал однажды в снегу у склада. Вкусна до безобразия! От 
одной только мысли об этом лакомстве у медведя потекла слюна.
      В этих размышлениях он не заметил, как очутился на освещенной улице. 
Неожиданно из темноты на него вывалился целый выводок маленьких и крикливых 
двуногих детенышей, сопровождаемых двумя взрослыми особями. Как он подпустил их 
так близко, он и сам понять не мог. В темноте раздались встревоженные голоса, 
громкие хлопки огненных палок — к счастью, вверх, и медведь совсем оторопел от 
испуга. Боже мой! Какой же он идиот, что так глупо наткнулся на людей! Надо 
давать деру! Опять неудача.
      Через минуту он бежал уже по окраине поселка и держал путь на 
северозапад. Там находились еще два селения людей, да по пути можно будет 
заглянуть еще к звероловам. В памяти опять всплыли живые и приятные 
воспоминания о задранной два или три года тому назад в бухте Мимер молодой 
коровке. Не менее радужные надежды он возлагал и на маленький поселок в 
Королевском фьорде: двуногие были там менее бдительные — вероятно, потому, что 
жили на значительном от главаря своей стаи расстоянии. Люди ведь стадные, в 
отличие от медведей, животные и живут по строгим иерархическим законам. А он, 
медведь, свободен и никому не подчиняется. Он — сам себе хозяин, и ему не 
приходится лицемерить для того, чтобы скрывать от кого бы то ни было свои 
желания. Поэтому он не церемонясь, запросто захаживает в гости то к одним 
двуногим, то к другим, соблюдая своеобразный паритет.
      Хрупкий паритет установился и между обеими стаями двуногих. То, что они 
разные, медведь понял давно.
      Одни одеты в шкуры темного цвета, всегда бурно выражают свои эмоции, 
кричат, редко улыбаются, ходят в большинстве своем пешком, а другие носят 
пестрые и яркие шкуры, скроенные, очень похожие на одеяние пингвинов, спокойны 
и сдержанны, часто улыбаются, передвигаются в красивых железных коробках или на 
воняющих лыжах. И что характерно, так это то, что обе стаи с недоверием 
относятся и исподтишка следят друг за другом.
      Но как бы двуногие ни отличались друг от друга, все они мазаны одним 
миром. Впрочем, сами двуногие придерживались и придерживаются на этот счет 
другого мнения.
      
      
ПОСЛЕСЛОВИЕ
      
      Ностальгическое путешествие бывшего разведчика по Скандинавии длиною в 
тридцать лет закончилось. Это, конечно, далеко не полный отчет о служебной 
карьере автора. За рамками повествования остались годы работы в центральном 
аппарате разведки, краткие, но насыщенные событиями поездки в страны, не 
принадлежащие к Скандинавскому и Северному региону, преподавательская работа в 
институте по подготовке разведывательных кадров.
      Нужно отметить, что последние годы работы в ЛГУ КГБ, а потом в СВР были 
насыщены интересными и достаточно драматическими событиями, которые еще ожидают 
своего автора и читателя. Незабываемы «варфоломеевские» дни и ночи эпохи начала 
демократии, похожие по своему накалу на «ночи длинных ножей» в дофашистской 
Германии. Разрушительны по своему воздействию на разведку и ее персонал были 
события, предшествующие департизации и ликвидации КГБ. Деморализующе и 
безнадежнобезрадостно сказались на службе и так называемые годы ее 
стабилизации, когда из разведки уходили десятки и сотни квалифицированных и 
честных сотрудников, чтобы пополнить ряды бизнесменовнеудачников, охранников и 
ночных сторожей, заместителей по режиму и прочих людей на подхвате у «новых 
русских», для которых безопасность родного государства — пустой звук и не более.

      Ктото это инициировал. Ктото за этим стоит. Ктото за это должен 
ответить.
      Кто?
      Разведка продолжает, несмотря на все катаклизмы, жить и работать. Это — 
живой организм, и многое, очень многое зависит от того, кто в ней станет