— Ну что там в порту — будет помощь или нет? — взмолился наконец Валера 
Каменсков.
      — Да, обещали выслать «Гуреева». — Новороссиец обиженно поджал губы, 
давая понять, что, если бы не мы со своими дурацкими проблемами, он сладко бы 
спал сейчас на кроватке и рассматривал бы увлекательные сны с интересным 
морским сюжетом и с его личным участием в качестве главного действующего лица. 
Вместо этого он сидел на своем плоскодонном тазике на рифе и зябко ежился от 
сырости, предчувствуя скорый и нелегкий разговор с портовым начальством.
      Через некоторое время мы увидели, как от портового причала отделилось 
черное пятнышко, которое постепенно приобрело знакомые очертания «Гуреева». 
Однако когда буксир подошел поближе, мы обнаружили, что это был вовсе не 
«Гуреев», а однотипное судно из Пирамиды. Он подошел к нам на расстояние пяти 
метров, и мы узнали, что «Гуреев» подойдет попозже, поскольку в Баренцбург из 
Мурманска прибыл инспектор Морского регистра и «Гуреев» еще не прошел 
положенную процедуру проверки.
      Нам было все равно, кто стащит нас с мели, и мы живо стали участвовать в 
спасательной операции. С буксира нам бросили трос, который мы прикрепили к 
корме баржи, и буксир стал его натягивать, чтобы сделать первый рывок. 
Новороссиец тоже завел свой мотор, чтобы увеличить силу тяги.
      Но ожидаемого рывка не получилось. Пока буксир трогался с места, длинный 
трос намотался на его левый винт и судно стало круто забирать влево. Капитан 
буксира быстро сориентировался, но сделать уже ничего не смог: веревка туго 
намоталась на винт, и буксир вышел из строя, не сумев предпринять даже и 
попытки снять нас с мели. Нам показалось, что лицо Димы Балашова, благополучно 
пребывавшего на берегу, почернело от злости и досады.
      К этому времени мы вывели из строя уже две трети морского флота 
Советского Союза на Шпицбергене. В строю оставался лишь один «Гуреев», и на 
него мы возлагали все свои надежды. Впрочем, пирамидский буксир, пожелав нам 
приятной ночи, как хромой нищий на одной ноге, заковылял на малой скорости 
обратно в Баренцбург.
      Наступал рассвет, а развязка все не наступала. Мы изредка 
переговаривались с Баренцбургом, выслушивая обещания о том, что помощь вотвот 
подойдет, но мы уже ни на что не надеялись.
      Но вот нам передали, что на мысе Хеер ребятавертолетчики починили 
наконец моторную лодку и что скоро она выйдет в район аварии. И действительно, 
в предрассветной дымке мы услышали характерный треск мотора, а минут через 
двадцать из нее материализовалась и сама лодка. В ней сидели два человека и 
отважно плыли навстречу своей неизвестности.
      Впрочем, судьба не долго мучила и их иг нас своей неизвестностью и 
поспешила разложить свои карты во всей их хамской неприглядности. Лодка сделала 
вокруг нас победоносный лихой вираж, намереваясь причалить к борту баржи.
      — Осторожней, сбавьте скорость, вы же разобьете лодку! — закричали мы, но 
было уже поздно. Победоносный шум мотора сменился противным «шпоком», мотор 
зачихал, а потом и вовсе заглох.
      От планомерного вывода из строя «крупнотоннажных» судов мы перешли к 
разовым операциям по уничтожению «малого» флота «Арктикугля». Еще несколько 
таких «удачных» часов, и от плавсредств останется только одно название. Мы даже 
перестали сетовать на неосторожных вертолетчиков, понимая, что они тут ни при 
чем — во всем виноваты были мы сами.
      Но ребята из вертолетного отряда были крепкими орешками. Они подошли с 
помощью весел к нашему катеру, взяли его на буксир, посадили наконец Диму 
Балашова в лодку и благополучно доставили его к борту баржи. Это была первая 
маленькая удача. Катер привязали к поручням, а закоченевшего Диму затолкнули в 
теплую рубку, предварительно влив в него полстакана водки.
      И вот прибыл наш «красавец» «Гуреев». Капитаном на нем был ленинградский 
Саша. Он мало обращал внимание на свою капитанскую внешность, но изрядно 
опасался за единственное уцелевшее судно.
      — Нет, ребята, я к вам подходить не буду, — отвечал он на все уговоры, 
когда увидел и там и сям выставившие наружу свои похабные рожи подводные рифы.
      «Гуреев» встал метрах в ста от нас и не двигался с места. На барже стало 
уже невмоготу от холода и отсутствия сидячих мест. Как нам ни стыдно и ни 
прискорбно было покидать эту несчастную посудину, но другого выхода не было. По 
очереди безмоторная все еще лодка перевезла нас всех вместе с катером на 
«Гуреев», и мы наконецто могли согреться в маленьком кубрике буксира, 
показавшемся нам теперь светлой и просторной каюткомпанией океанского лайнера. 
Капитан распорядился подать нам горячего борща и чая.
      Через некоторое время мы почувствовали, что «Гуреев» уже не стоит на 
якоре, а кудато идет.
      — Куда же мы уходим? — спросили мы капитана.
      — Домой.
      — А баржа? А моторка? А люди?
      — Ничего. Перекантуются какнибудь. Скоро будет прилив, и баржа сама 
снимется с мели.
      Трудно было описать то ощущение, которое овладело нами после того, как мы 
ступили на родной баренцбургский берег. В консульстве нам оказали встречу, 
достойную челюскинцев или папанинцев. Жены на радостях принялись щипать уток и 
готовить торжественный завтрак.
      Время было 6 часов утра следующего дня.
      Спустя пару часов после нашего ухода с места аварии баржа вместе с 
вертолетчиками снялась благополучно с мели и прибыла в порт.