заканчивались плачевно для его устроителей — московская милиция, словно нарочно,
 умудрялась отлавливать не в меру перебравших спиртного чекистов, приводить их 
в участок и торжественно передавать дежурному КГБ для принятия мер. Естественно,
 начальство, с чьего молчаливого согласия поддерживалась упомянутая традиция, 
оставалось в стороне, посколькуде оно официального разрешения на «пьянку» не 
давало, и виновными оказывались их подчиненные, так неудачно «обмывшие» 
присвоение очередного звания или отправку за рубеж. Установилась своеобразная 
игра, в которой все ее участники старательно исполняли свои зафиксированные 
роли, хотя самой игры вроде бы и не существовало.
      Сколько выговоров по служебной и партийной линии строгих, с занесением и 
без — «схлопотал» оперативный состав в те годы изза «неправильного 
употребления алкогольных напитков», несмотря на магическую фразу, в 
обязательном порядке присутствовавшую в их характеристиках: «К спиртному 
относится нормально» или «Спиртное употребляет умеренно»! Сколько присвоений 
званий и повышений в должности было задержано по этой причине! Скольких 
оперработников переводили в «отстойники» и технические службы! Несть им числа!
      Помнится, в соседнем отделе отправляли в ДЗК одного подполковника, 
которого все звали Пушкиным, потому что имя и отчество у него совпадало с 
именем и отчеством знаменитого классика русской поэзии. После товарищеского 
ужина в ресторане на Чистых прудах «народ» вышел на улицу. Подкрепленные 
армянским коньячком и в меру отягощенные котлетками покиевски, оперативные 
желудки по каналам секреции немедленно сообщили в центр управления каждого 
оперработника приятные эмоции. Когда человеком овладевают приятные эмоции, то 
он зачастую перестает их контролировать. В таком приподнятом настроении 
участники проводов Пушкина проявили живой и неподдельный интерес к плавающим в 
прудах лебедям и решили их отловить. Благо пруд оказался не глубоким — всего по 
колено. Чистые пруды наполнились гоготанием испуганных лебедей и криками 
гоняющихся за ними солидных, но достаточно возбужденных взрослых дядек.
      Всех взяли и сдали дежурному по Комитету. Утром Пушкину на работе 
объявили об отмене его командировки за рубеж, а остальным охотникам на лебедей 
— о вынесении выговоров.
      …И вот после сложных и длительных переговоров с администрацией ресторана, 
в которой у когото всегда оказывался знакомый, столик заказан, меню 
согласовано, круг участников застолья определен, начальство приглашено, способы 
контроля за «ненадежными» оговорены, и все небольшими группками, чтобы не 
возбуждать подозрений, исчезают с работы — «огородами, огородами и к 
Котовскому!».
      Все чинно рассаживаются за сдвинутыми столиками и бросают откровенно 
плотоядные взгляды на блюда и подносы. Метр и официант с выражением 
беспредельной преданности клиентам стоят навытяжку у входа в зал. Желудочный 
сок уже «отходит», но нет главного гостя — начальника отдела. Наконец Пэ Гэ 
появляется в зале и занимает положенное ему — центральное — место. Он берет 
бокал с вином и на эзоповом языке произносит тост:
      — Дорогие товарищи! Сегодня наш «спортивный коллектив» провожает за рубеж 
для участия в «международных соревнованиях» «спортсмена» товарища Григорьева. 
Это — ответственная миссия, и руководство нашим «спортивным обществом» надеется,
 что он с честью оправдает наше доверие. Хочется пожелать ему успехов, набрать 
больше «очков» и по возможности занять «призовое место».
      Следующий товарищ подхватывает почин и продолжает не менее витиевато и 
непонятно:
      — Хочется пожелать товарищу Григорьеву дойти до финиша, несмотря на все 
препоны и трудности!
      (Что он несет? Какой финиш? Посадка в самолет или возвращение домой? А 
может быть, досрочный отзыв по «аморальным» соображениям?)
      Впрочем, избранной спортивной терминологии придерживаются только первые 
ораторы, и после двухтрех рюмок следующие тостующие сбиваются на оперативную, 
поэтому парторгу и Пэ Гэ приходится то и дело их поправлять. Но все проходит 
гладко, обслуга держится на почтительном расстоянии и делает вид, что 
происходящее за столом их никоим образом не интересует. А главное — всем 
удается благополучно миновать бдительные посты милиции и добраться домой без 
приключений. Утром звоню на работу и с облегчением узнаю, что потерь среди 
участников вчерашнего застолья в «Арагви» нет.
      Все довольны, и начальство тоже.
      Вот теперь все. Можно собираться на Белорусский вокзал.
      
Мечта идиота сбывается
      
     Ай эм рашен фром зе совьет делегашен!
    Английская форма «засоризма»
      
      Как бы то ни было, а к концу 1969 года я был готов выехать на новое место 
работы. Для того чтобы ввести в заблуждение ПЭТ14, моего будущего противника, 
руководство сначала отозвало из командировки Гордиевского, выждало, пока в 
посольство в Копенгагене не заехал «чистый» атташе, которого датчане должны 
были принять за его замену, и только после этого на арену выпустили меня. Была 
по всем правилам разыграна классическая комбинация, призванная якобы обеспечить 
безопасность моей работы, а на самом деле предназначенная в основном для 
соблюдения хорошей мины при плохой игре. Потому что легальный разведчик, если 
он понастоящему занимается своим делом, примерно через три месяца после 
прибытия в резидентуру берется под подозрение, а еще через тричетыре месяца