созданные на них с помощью электроники графики, таблицы, статистические сводки..
. Одновременно "взбунтовались" и сами ЭВМ, которые принялись самопроизвольно 
тиражировать испорченные электронные программы. Управление экономикой страны 
было парализовано".
Нечто подобное произошло с памятью нашей истории, когда в двадцатые годы некий 
"бриллиант" стал метаться по архивам, редакциям, библиотекам, издательствам, 
энциклопедиям, стирая имена, даты, факты, цифры вместе с носителями их и 
хранителями, "тиражируя испорченные программы". На них, на исторических 
фальшивках, взросло не одно поколение, питая свою память духовными суррогатами 
"вируса беспамятства", запущенного в умы и души людей.
Распалась связь времен? Она распадалась порой за нашими спинами, порой на наших 
глазах. Она и сейчас еще распадается, эта кровная связь. Но она не распалась. 
Еще не поздно многое спасти, восстановить, соединить оборванные нити и звенья. 
Еще не поздно создать Гавань исторических кораблей и отвести туда брошенный 
корпус "Авроры" вместе с другими историческими судами, доживающими свой 
многотрудный век на задворках портов и корабельных кладбищах. Еще не поздно 
восстановить чугунный крест на братской могиле двухсот восемнадцати моряков с 
"Императрицы Марии", могиле, снесенной несколько лет назад бульдозерами 
севастопольского стройтреста вместе со старинным Михайловским кладбищем. Что 
скажет учитель ученику, когда тот поднимет с грядки школьного участка череп 
русского матроса?
Грядущим поколениям еще меньше, чем нам, будет понятно, зачем понадобилось 
взрывать храмы Христа Спасителя с васнецовскими фресками и Спаса на водах, 
воздвигнутый на народные деньги в память моряков, погибших в Цусиме, зачем надо 
было выбрасывать из гробниц мощи Александра Невского и прах Багратиона? Зачем 
надо было уничтожать цвет русской культуры в Соловках и отвалах Беломорканала, 
развеивать его по зарубежью?
* * *
Судеб морских таинственная вязь... В общую ткань нашей истории вплетена она.
С печалью гляжу я на сей холст. Бреши, бреши, бреши...
Подобны изрешеченному в бою флагу - скрижали русского флота в уходящем веке. 
Одни и в самом деле прожжены-пробиты войнами. Другие... Тихо и тайно проела их 
черная моль... В лагерную пыль осыпались знаки славы и доблести.
Санкт-Петербург. Июль 1991 года
Ну вот, пока писались эти строки, как принято оговариваться в газетах, 
Ленинград стал снова Петербургом, обретя первородное имя - то самое, с каким с 
младенчества знали сей град мои герои.
...Живу в кольцевых лабиринтах старой Знаменской гостиницы, в номере с видом на 
часовую башню Московского вокзала, ворошу рукопись. Пора ставить точку. Ставлю 
ее уже в который раз, и... в который раз она на глазах превращается в 
многоточие.
Вдруг громыхнуло, да так, будто все пушки Питера - от полуденной в 
Петропавловке до бакового орудия на "Авроре" - пальнули разом. Сверкнула молния,
 и трепет ее повторили все шпили и кресты цареизбранного града. Так с 
корабельных мачт репетуют светом сигналы флагмана.
Гроза!
Их град жил без них. Без них все так же окунал он свое поднебесное злато то в 
зори, то в сумраки, кутался в снега, плескался в дождях, а порой, подобно их 
кораблям, тонул в морской воде по брюхо каменных сфинксов и бронзовых коней, 
когда разгневанное чем-то или кем-то море вдруг поднималось и само входило в 
улицы, как врывалось оно в погреба и трюмы их крейсеров и эсминцев...
Только в грозу мог раздаться этот телефонный звонок. Снимаю трубку: голос 
старого знакомца, моряка-историка Владимира Фотуньянца, вчерашнего капитана 
2-го ранга, а ныне ночного сторожа в каком-то питерском кооперативе.
- Тебя еще интересуют бумаги Домерщикова?
-?!!
- Видишь ли, кто ищет, тот иногда находит. Правда, не то, что искал сам, но 
зело полезное для другого.
- Не томи душу!..
- Тогда пиши шифр - В-8429 - и приезжай на Стрелку. В музей... Я там отложил 
кое-что в рукописном фонде.
- Но я же там искал!
- А это совсем в другой папке оказалось. Случайно наткнулся.
Боже, которая же по счету счастливая случайность?! Когда их столько они 
выстраиваются уже в некую закономерность...
С некоторых пор я стал бояться ходить в архивы. Там спрессованное многажды 
время. Клетки мозга там сгорают втрое, вдесятеро быстрее, как сталь в чистом 
кислороде. Воистину - много будешь знать - скоро состаришься, ибо много печали 
во многом знании...
Вот и папка, точнее, большой конверт, а в нем общая тетрадь в черном дерматине, 
с резким запахом скипидара. Документы только что обработаны от жучка. В дневник 
вложено и заявление Домерщикова в адрес Президиума Верховного Совета СССР. В 
нем, как на последней странице журнала, все ответы на головоломный кроссворд в 
начале. Но кто же позаботился о том? Заглядываю в регистрационную карточку. Ну 
конечно же это она, верная Китца! И совсем не все сожгла Екатерина Николаевна 
перед отъездом в дом престарелых. Только самое личное... А это она принесла в 
1970-м сюда специально для меня, хотя в тот год ни я, ни она не подозревали о 
существовании друг друга. И все же пусть кто-нибудь возразит, что не для меня.
- С чего это вы взяли, что именно для вас? - бесстрастно вопрошает завфондом.
- Но ведь вероятность того, что кто-то еще будет писать роман о Домерщикове,