И когда из-за своего столика поднялась немолодая пара, он - высокий, 
густобровый, в белом флотском кителе без нашивок, она - статная, не утратившая 
следов былой красоты дама в вечернем платье, и начали танец плавно, легко, 
уверенно - с красивыми проходами, быстрыми поворотами, четкими шассе влево, 
вправо, - все расступились, освобождая место, а потом, с последним па 
классического танго, зааплодировали ему и ей, чуть запыхавшимся от 
стремительных движений. Но кто-то фыркнул им в спину:
- Видать, из бывших...
Да, о своей жизни они могли говорить в прошедшем времени. Во всяком случае, 
седобровый человек в белом кителе. Жить ему оставалось чуть больше шести 
месяцев. Знал ли он это? Предчувствовал? Говорят, люди, много испытавшие, 
страдавшие, способны предугадывать свое будущее. Этот человек пережил немало: 
три войны, две революции, эмиграцию, гибель двух кораблей, два суда, ссылку, 
потерю семьи, но и он, наверное, не мог представить себе тогда, сидя за богато 
накрытым столиком, что очень скоро будет умирать от голода.
И женщина в вечернем платье невесела. О чем она грустит? Вспоминает, как 
двадцать лет назад она королевой вступала под своды этого зала и музыканты, 
завидев ее, вставали и стоя исполняли ее любимый марш? Или женское сердце - 
вещун подсказывает, что этот вечер - ее последний выход в свет, что это 
прощание с едва наладившейся, счастливой, мирной жизнью?
Через несколько часов начнется война... Ах, как беззаботно заливаются саксофоны,
 как будто торопятся допеть свою беспечальную песню...
С первых же дней Великой Отечественной ЭПРОН вольется в состав Военно-Морского 
Флота, и бывший младший артиллерист "Авроры" и "Олега", старший офицер 
"Пересвета", командир "Млады" и капитан "Рошаля" вступит вместе с 
коллегами-эпроновцами в свою четвертую войну - под сень тернового венца блокады.
..
...Новоиспеченные лейтенанты - шумные, радостные, щеголеватые сдвигали столы. 
Как скромны их новенькие кители, ни эполет, ни шитья - все в духе времени: 
Рабоче-Крестьянский Красный Флот.
Грубы их руки, проще манеры, иная речь... Но выпускались-то они из стен все 
того же Морского корпуса, правда, переименованного теперь в Высшее 
военно-морское училище имени Фрунзе.
Домерщиков давно не заглядывал в альма-матер, однако слышал, что "Звериный 
коридор" с портретами флотоводцев по-прежнему зовется "Звериным" и так же, как 
в его времена, никто не смеет ступить в Компасном зале на инкрустированную в 
паркете картушку... Вот этот высокий худой фрунзак похож на Ларису, как звали в 
корпусе его закадычного дружка гардемарина Ларионова, а этот, с чернявыми усами,
 вылитый Попка-Павлинов. Где он теперь?
Как, в сущности, все было недавно, если и этим лейтенантам идти на те же 
корабли, которые он, Домерщиков, прекрасно помнил под Андреевским флагом. Быть 
может, кто-то из них попадет на старушку "Аврору". Или на бывший "Гангут", ныне 
линкор "Октябрьская революция", или на один из "Новиков", кои прекрасно 
прижились на новом флоте борт о борт с современными кораблями.
Ага, они заказывают музыку. Ну-ка, ну-ка, что поют нынче "красные офицеры"?
Штормовать в далеком море
Посылает нас страна...
Скромно, скромно...
Нет, их курс выпускался по-другому.
Санкт-Петербург. Декабрь 1901 года
Мела пурга. Ах, какая роскошная пурга мела в ту зиму...
Она примчалась - из-за ледяных скандинавских гор, с сопок Лапландии, с утесов 
Новой Земли...
Пурга неслась по Невскому осмысленно и деловито. Она тушила плохо закрытые 
фонари. Курилась над трубами недостроенной "Авроры", набивала белый порох в 
жерла адмиралтейских мортир и рассыпала снежную крупу перед бронзовыми орлами 
Зимнего.
Словно заботливый конюх, накрывала она белыми попонами крупы медных коней - и 
петровского жеребца, вздыбленного на Гром-камне, и тех, что плясали на 
Аничковом мосту, и тех, что скакали с арки Главного штаба...
Пурга покрывала желтоватый невский лед снежными застругами. Набивала белым 
сыпучим прахом урны на колоннах ограды Летнего сада.
Под белую панихиду той знатной пурги выпускались мичманы Цусимы...
Они ждали производства, как невесты венца. Да и хлопоты с шитьем офицерской 
формы напоминали свадебные заботы. Еще с весны портные и агенты обмундировочных 
мастерских заваливали дортуары старшей гардемаринской роты мундирами, сюртуками,
 кителями, шинелями...
Морская форма - черное с золотом: вечный траур и вечный парад...
РУКОЮ ОЧЕВИДЦА: "В батарейной палубе появился тяжело раненный младший штурман 
Ларионов. Его трудно было узнать: тужурка залита кровью, с одного погона 
сорвана лейтенантская звездочка, левая рука на перевязи, голова и лицо 
забинтованы, открыт только правый глаз.
В волосах колтун из слипшейся крови и угольной пыли. Нос сломан, верхняя губа 
разорвана"*.
...Каждый вечер выпускники теснились перед зеркалом разодетые, как на маскараде,
 во все двадцать два варианта флотской формы: в зимнюю, летнюю, парадную, 
дворцовую, визитную, караульную, строевую-служебную, походную...
Кроме того, надо было знать, что и в каком сочетании надевать на балы и 
траурные церемонии, на приобщение к святым тайнам и на судебных заседаниях, в 
чем присутствовать при спуске кораблей и при выносе святой плащаницы, в чем