по службе денег и учиненный с целью избежать суда за эту растрату побег со 
службы"...
Как, Михаил Домерщиков - обыкновенный растратчик?!
Лучше бы я не находил этих бумаг! Лучше бы на этом месте биографии героя 
навсегда осталось бы белое пятно... Мне не хотелось верить "Судному делу". Но 
слова из песни, а тем более из документа, не выбросишь...
Образ Домерщикова как-то сразу поблек в моих глазах. Напрашивался и другой 
горький вывод: человек, промотавший корабельные деньги, мог вполне стать героем 
досье господина Палёнова.
Но что он сделал с этими двадцатью двумя тысячами? Прокутил в ресторанах? 
Проиграл в карты? Присвоил? Ни на один из этих вопросов я не мог сказать себе 
"да", и вовсе не потому, что не знал точно, как именно распорядился он этой 
суммой, а потому, что не верил, что такой человек, как Михаил Домерщиков, - 
образ его сложился прочно! - способен на бесчестные поступки. Не верил, и все 
тут.
Ленинград. Март 1986 года
Я с нетерпением дождался возвращения в Ленинград Нины Михайловны. Созвонился с 
ней и, узнав, что она чувствует себя более или менее сносно и может меня 
принять, отправился на Каменный остров, с тайной надеждой, что это последний 
пункт моей гонки за архивом Домерщикова. Надежду эту подкреплял и вид дома - 
старинной постройки "под крепость", в таких стенах старые бумаги приживаются. И 
камин, переделанный в печь, обнадеживал меня, и потемневшая бронза люстры, и 
обе хозяйки комнаты - пожилая дочь и престарелая мать, одна - 
инженер-рентгенолог, другая - физик-педагог, да и весь дух старой, 
петроградской еще, квартиры, - все, все сулило надежду на успех. Но... не может 
же везти бесконечно.
- Все бумаги Екатерина Николаевна сожгла перед отъездом в дом престарелых, - 
огорошила меня Нина Михайловна. - Лично у нас никаких дневников, писем, 
документов и даже фотографий не осталось. Мебель хорошая была, старой работы, 
карельская береза... Трюмо, шкаф, бюро с маленькими ящичками. Да... 
Единственное, что осталось у нас от Екатерины Николаевны, так это вот этот 
чемоданчик.
Передо мной раскрыли ветхий чемоданчик, вроде нынешних "кейсов", блеснули 
безделушки: хрустальные подставки под ножи и вилки, серебряная ложечка, медная 
пепельница работы Фаберже с вязью "Война 1914 год", гипюровая вставочка с 
блестками, коробочка из-под сигар "Георгъ Ландау" со стеклярусом, бронзовые 
гномики на куске полевого шпата...
Мир вещей человека - это слепок его души. Передо мной лежали осколки этого 
слепка. И здесь, как и в бывшей квартире Екатерины Николаевны на Кирочной, 
отлетевшая ее жизнь немо продолжалась в этих вещицах...
- У нас больше ничего нет...
- Никаких бумаг и фотографий?
- Никаких...
- А в мебели, в бюро или в шкафу, ничего не было? Вы ничего не находили?
Дочь с матерью переглянулись.
- А мы особенно и не осматривали... Может, что и было...
Я не удержал горького вздоха и стал прощаться.
- Конечно, - рассуждал я вслух, - нет смысла искать эту комиссионку... Адреса 
покупателей не регистрируют. Да и кто помнит, какую мебель привозили в магазин 
десять лет назад...
- Знаете что! - вдруг всполошилась мать Нины Михайловны. - Ведь в магазин ушла 
только часть мебели. А бюро, шкаф и трюмо были проданы на киностудию "Ленфильм" 
как реквизит. У меня, кажется, и телефон этой женщины сохранился... Вот он: 
Елизавета Алексеевна Тарнецкая...
Телефон старый, шестизначный.
Ни на что не надеясь, так, для сознания, что сделано все, что могло быть 
сделано, выясняю в справочной службе, которой за эти дни мой голос наверняка 
надоел, новый номер Тарнецкой, звоню...
- Мебель карельской березы? Да, есть у нас такая - шкаф, кресло, трюмо. Все это 
снималось в фильме "Звезда пленительного счастья" - о декабристах. Будете 
смотреть, обратите внимание - Наталья Бондарчук сидит именно в том кресле, 
какое вас интересует.
- Меня не кресло интересует... Знаете, в старинной мебели мастера иногда 
устраивали потайные ящички. Нажмешь на штифтик, ящик выскакивает, а в нем - 
бумаги.
Я думал, собеседница моя рассмеется, но она ответила очень серьезно:
- Не знаю, как насчет ящичков, но бумаги в шкафу были - целая папка. Зеленого 
цвета. И бумаги, и фотографии каких-то моряков...
- Она сохранилась?!!
- Ой, боюсь, что нет... Скорее всего, нет. Ведь лет десять почти прошло. Нет. Я 
сама потом искала ее. Выбросили. К нам ведь часто и книги старинные попадают, и 
бумаги. Накопится порядочно - выбросят. Или в макулатуру сдадут. Девчонки у нас 
молодые работают, для них это все - хлам. А зеленую папку я помню. Старинного 
вида. Она тоже в этом же фильме снималась. Ее даже набивать ничем не надо было. 
Пухлая.
- Вы хоть просмотрели эти бумаги? - застонал я в трубку.
- А как же! Прочитала все, как роман какой. Писал бывший моряк.
- Не Домерщиков ли Михаил Михайлович?
- Да. Он самый. Я даже домой ту папку носила, отцу читать. Он там много фамилий 
знакомых нашел...