Он спустил ногу, в нее я и вцепился. Кто-то крикнул:
- На плотик больше не влезать! Иначе все потонем.
И, кажется, мичман Каданцев, у него голос громкий, четко скомандовал:
- Разберитесь вокруг плотика!
Все расположились более-менее равномерно, и плотик выровнялся. Но волны 
накрывали нас с головой. Манякин захлебнулся прямо на плоту. Я почувствовал, 
что мне мешают брюки, скинул их. Потом, когда меня вытащили, то оказалось, что 
я в ботинках, но без трусов.
Минут 30-40 я держался за ноги Шостака. Потом мне удалось забросить на плотик и 
вторую руку. Вцепился намертво. Так меня и сняли.
Рыбаки приняли нас как родных. Оттирали всем, что содержало хоть толику спирта, 
- одеколоном, лосьонами, даже французский коньяк не пожалели.
* * *
Есть ли более жизнеутверждающее чтение, чем рассказы людей, переживших смерть? 
Пусть кому-нибудь вспомнятся в трудную минуту эти строки.
Фотография мичмана Юрия Анисимова, обнимающего своих троих, едва не осиротевших 
детей, обошла десятки газет... Его фамилия открывала список спасенных.
Мичман Ю.Н. Анисимов, техник гидроакустического комплекса:
- По тревоге я сразу же прибыл в первый (носовой) отсек. Там уже были 
капитан-лейтенант Сперанский, мичманы Григорян и Кожанов. Мы с тревогой 
прислушивались к командам, которые центральный пост давал в аварийные отсеки... 
Они неслись из динамика "лиственницы"... Больше всего боялись, что рванут 
аккумуляторные батареи. Дали и нам команду подготовить ВПЛ* к работе. Начали 
давать давление, а его нет... Потом пена пошла. Всплыли и сразу же заметили 
крен на левый борт... Все водолазное имущество в отсеке было наготове. Если бы 
дали команду надеть, мы бы за пять минут одели друг друга.
Потом к нам постучал Калинин и сказал: "Ребята, одевайтесь потеплее и наверх 
выходите!"
Я взял два мешка с "секретами", потом ящик с документами на спину надел. Когда 
вылезал, услышал, как командир сказал: "Растет дифферент на корму..." Вылез 
наверх, волной с меня ящик сбило. Ухватился за козырек мостика. А когда вторая 
волна схлынула, увидел плот метрах в двадцати. Отпустил козырек и поплыл прямо 
к нему. Володя Каданцев помог мне залезть. Там был такой прогиб, как яма, вот 
туда и плюхнулся. Но сильная волна смыла меня за борт. Так бы и унесло в море, 
но я ухватился за Калинина. Рядом из последних сил держался Сперанский. 
Очередная волна ударила, и он так отбросился назад, и все... Смыло его... И как 
Волкова смыло, я тоже видел. Умирали все молча. Никто не кричал, не прощался... 
Очень тяжело было смотреть, когда на твоих глазах... И ничем не можешь помочь...
 Сам старался двигаться, чувствовал себя плохо. Все время думал о детях, трое 
их у меня. Как подумаю о них, так сил прибавляется... Потом услышал: "Шлюпка! 
Шлюпка!" Легче стало и морально и физически. И даже потеплело как-то. Судно я 
не видел. Оно сзади было... Со шлюпки кинули конец, и все быстро за него 
ухватились. Я одного помог поднять, второго. Почти самый последний с плота и 
снялся... Дальше что было, не помню почти. Открою глаза, смотрю - плывем. Глаза 
закрываю и снова ничего не помню. Пришел в себя в каюте. Мне стакан спирта, 
разведенного с вареньем, дают. Я спрашиваю: "Что это?" А мне: "Пей, не 
спрашивай!" Потом кто-то спросил: "Щекотки боишься?" Я говорю: "Нет. У меня 
ноги и живот замерзли". И они давай меня растирать. Очень хорошо растирали...
Оклемался. В парную, душ сходил. Прилег, но никакого сна. Примерно через час 
куртку надел, нас вообще очень тепло одели, белье водолазное выдали, свитеры, и 
вышел на верхнюю палубу. Там погибшие лежали. К тому времени всех уже наверх 
вынесли. На каждого смотрел и многих не узнавал. Все почти опухшие...
Капитан-лейтенант Виталий Грегулев, начальник xимической службы.
Рассказывал чуть заикаясь, видимо до сих пор не веря в свое спасение.
- В ночь на 7 апреля я дежурил. Проверял радиационную обстановку. Все было в 
норме.
По сигналу аварийной тревоги сразу же перекрыл подачу кислорода во все отсеки. 
В кормовых - необитаемых - отсеках было процентов 20, а в жилых 23. Система 
поглотителя окиси углерода вышла из строя.
В третьем отсеке, в штурманской выгородке, мы с мичманом Черниковым развернули 
пост переснаряжения изолирующих противогазов - "ИПов". Все аварийные партии 
уходили со свежими "ИПами". Кстати, они и ПДУ показали себя хорошо в отличие от 
шланговой дыхательной системы. Задумано хорошо, а исполнение... В ПДУ, 
рассчитанном на 10 минут, я бегал час.
Мичман Черников (позже погиб во всплывающей спасательной камере) действовал 
четко и хладнокровно. Я не раз поминал добрым словом наших флагманских химиков 
Жука и Журавлева - их школа.
Стали убирать отработанные ПДУ. Черников мне говорит: "Сейчас плавбаза подойдет,
 но я, наверное, здесь останусь". Мы и предполагать не могли, что лодка не 
выдержит, начнет тонуть... Тут прибегает Каданцев: "Вода в четвертом!.."
Когда дали команду выйти наверх, я схватил свой транзистор (мне его флагманский 
на день рождения в море подарил). Китель забрал, брюки. Вылез на мостик, вижу - 
плыть придется. Все оставил и прыгнул в воду с рубки. Вынырнул, обернулся - 
глазам своим не поверил - корабль тонет.
Поплыл к плотику, волны в лицо. Воды нахлебался, потерял плот из виду. "Ну 
ладно, - думаю, - черт с ним!.. Чего зря мучиться". Хотел руки сложить - и вниз.
 Вспомнил про семью... Рассказ Джека Лондона вспомнил "Любовь к жизни". Его 
герой полз по тундре, боролся с волками. Я тогда думаю: "Нет уж, надо жить..." 
И многие так боролись. У нас на плоту один уже не мог руками держаться, 
отнимались от холода. Так он зубами за чью-то шинель схватился.