|
стали доставлять горячую пищу. Впрочем, что значили все наши неудобства по
сравнению с горем, обрушившимся на флот и город?!
Единственное, что скрасило те дни, так это удачный выход из корпуса семерых
моряков. Аппаратура ЗПС сыграла в их спасении решающую роль. Благодаря ей
адмирал Смирнов инструктировал новороссийцев, как пользоваться дыхательными
аппаратами. Он же все время, пока они были в корпусе, повторял им: "Мужайтесь!
Помощь к вам идет!"
Через 56 часов на поверхность вышли Хабибулин и Семиошко. Для меня эти ребята
были как родные.
Потом, когда все закончилось, мы уезжали в Москву. На перроне севастопольского
вокзала к нам с Шеиным подошла группа матросов. Один из них кивнул на нас и
спросил приятеля:
- Они?
- Они! - ответил тот.
Мы и охнуть не успели, как нас подхватили на руки и внесли в вагон. Матросы
сделали это в знак благодарности за нашу помощь в спасении их товарищей.
Нас устроили в одном купе с Хабибулиным и Семиошко. Они ехали в подмосковный
флотский санаторий.
В Москве мы пригласили их к директору нашего института, устроили им прием, на
котором ребята рассказали все, что выпало им пережить. И конечно же, упомянули
при этом, какую веру вселил в них голос из забортных глубин. Кстати, все
спасенные из "девятки счастливцев" говорили, что, когда под водой, в темных,
полузатопленных, перевернутых помещениях, раздался вдруг уверенный, громкий
голос, им показалось, что заработала внутри корабельная трансляция. Во всяком
случае, многие из них почувствовали себя гораздо спокойнее.
После сурового экзамена в севастопольской бухте судьба шеинского изобретения
была решена раз и навсегда.
Адмирал Флота Н.И. Смирнов:
- Последнее, что я слышал в наушниках гидрофона, - это едва различимое пение.
Все, кто был на катере, приникли к выносному динамику.
"Врагу не сдается наш гордый "Варяг". Пощады никто не желает..."
Умирая, "новороссийцы" пели "Варяга". Такое - не забудешь...
"Их всех можно было спасти!"
И тех, кто боролся после взрыва за жизнь корабля, и тех, кто остался в корпусе
после опрокидывания линкора. Так считает бывший офицер технического управления
Черноморского флота инженер-капитан 2-го ранга Алексей Федорович Клейносов. Его
письмо напоминало кропотливый научный труд, разве что без цифровых выкладок и
чертежей.
"Хочу сказать о тех роковых решениях, которые усугубили трагедию моряков
"Новороссийска" и привели к новым жертвам. Я не претендую на то, что мои
рассуждения - истина в последней инстанции. Но, как инженер, специалист, офицер,
я обязан сказать всю правду, какой бы горькой она ни показалась...
...В начале 2-го часа ночи 29 октября 1955 года я был разбужен в постели
взрывом очень большой силы. Этот взрыв мне показался необычным, как бы двойным,
то есть следовавшим один за другим с весьма незначительным интервалом.
Всматриваясь в ночную темень из окна, обращенного на площадь Революции, я
подумал, что это были выстрелы береговой батареи.
Только утром, придя на службу, я узнал от своих товарищей о страшной трагедии...
Чуть позже до нас дошла печальная весть, что при опрокидывании корабля,
вероятно, погиб и наш начальник - инженер-капитан 1-го ранга Виктор Михайлович
Иванов. Вместе с ним был и инженер-капитан 2-го ранга Д.И. Мамонов, которому
посчастливилось уцелеть. Вот что он нам рассказал:
- Иванов поднялся на верхнюю палубу вместе со мной и доложил комфлоту, что
корабль находится в критическом состоянии, необходимо принять срочные меры по
эвакуации личного состава. Этот доклад вызвал у Пархоменко яростный гнев. Он
разразился в адрес начальника Техупра грубой бранью за то, что тот покинул ПЭЖ
без его ведома, и приказал ему немедленно вернуться на место и продолжать
работы по спрямлению корабля.
Пробираться среди множества людей по скособоченной палубе было нелегко. Крен
быстро нарастал. Я понял, что корабль вот-вот перевернется. Отстав от Иванова,
я вскарабкался на высокий борт. Едва успел перелезть через леера и спуститься к
привальному брусу, как полетел в воду вместе со всеми...
Обо всем этом Мамонов рассказал позже. А тогда, в то черное утро, мы вместе с
инженер-капитаном 1-го ранга А.С. Жадейко отправились на Графскую пристань.
Оттуда нам хорошо было видно, как над водной гладью Северной бухты вздымалась
темная громада подводной части перевернувшегося линкора. Мы прикинули высоту
его борта - около трех метров... По обширному днищу быстро сновали люди.
Несколько газорезчиков со шлангами в руках искали место для безопасной резки.
Ступицы гребных винтов и их дейдвуды еще находились над поверхностью моря, так
как в воду уходила только нижняя часть лопастей.
Громадный груз, весом более чем 26 000 тонн, предельно спрессовал воздух в
приднищевой части корпуса. Под этим чудовищным стальным колпаком томились в
ожидании спасения десятки молодых людей. Они не хотели верить в столь нелепую
смерть, не хотели покоряться слепому року. На всю Северную бухту разносились их
отчаянные стуки изнутри корпуса. Эта тревожная дробь острой болью отзывалась в
наших сердцах. То была боль сострадания и боль бессилия: мы не могли сию минуту
прийти им на помощь. Оставалось ждать и надеяться, что будут приняты
действенные меры, что большинство пленников все же вызволят из смертельной
ловушки.
Обнадеживало то, что примерно часам к 10 утра погружение корабля фактически
|
|