решал свои задачи в Генеральном Штабе, быстро решал задачи Лены. Но чаще 
всего oн просил подождать до ночи. Лена соглашалась. Она знала, что в таком 
случае ей надо оставить на папином письменном столе рядом с его толстущими 
книгами по военной истории и стратегии свой тощенький задачник, и тогда папа, 
вернувшись даже глубокой ночью, очень усталый, все же улыбнется, взглянув на 
отчеркнутые задачки, и решит их на специальном листке, оставленном Леной. Зато 
в другой раз, когда у папы найдется время, он надолго усадит Лену рядом с собой,
 
будет спрашивать ее по арифметике и станет так ясно и просто объяснять, что 
окажется - очень легко можно все понять. 
Воспоминания, которым не было конца, начинались словами: "А помнишь, 
мама...", и кончались фразой: "Ты, Витя, этого не помнишь, ты был совершенно 
маленький..." Это напоминание очень задевало мальчика, тем более что и ему 
тоже было что вспомнить. Папа любил охоту и хотя не брал Витю с собой, зато 
разрешал ему не только подержать двустволку, но даже чистить ее. Тогда же папа 
вырезывал себе и Вите шпаги, они фехтовали, и когда Витя побеждал, папа давал 
ему поиграть свою настоящую саблю. 
Еще лучше помнил Витя, как папа приехал к нему в Евпаторию в детский 
санаторий и пробыл там с ним три дня. Тогда они гуляли, играли в шахматы, 
читали. Папа смотрел, как Витя и его товарищи вырезают картинки из календаря 
"1812 год", и рассказывал им о Кутузове, Суворове и Багратионе. У Вити 
сохранились книги, которые тогда привез ему папа, и тетради с нарисованными им 
скачущими всадниками. [66] 
Как раз в те дни были маневры Черноморского флота, и Витя видел с берега, как 
шли вдали корабли, как мчались, вздымая буруны, торпедные катера, а над ними 
проносилась морская авиация. Папа все объяснял, - он мог все объяснить, про все 

рассказать. А когда Витя приехал в Москву, они ходили с ним в Музей Красной 
Армии, и опять папа очень интересно рассказывал о боях гражданской войны. 
Еще помнил сын генерала, как он был с отцом в Мавзолее Ленина; отец поднял его 
тогда на руки и пронес так, чтобы мальчик хорошо видел спящего Ильича и 
навсегда запечатлел в своей детской памяти его образ. 
Мерно тикали в квартире Ватутиных часы, и под их ход в детскую спальню 
вернулся сон, ласково одолел детей. Они незаметно уснули. 
Спал по-прежнему генерал в машине, но по-прежнему не шел сон к Татьяне 
Романовне. 
Она думала о том, как счастливо жила их семья, как внимателен всегда был к ней 
Николай Федорович. 
И никогда, вспоминала Татьяна Романовна, не искал Ватутин случая отдохнуть, 
никогда он не жаловался на усталость, всегда старался поменьше думать о своем 
здоровье. Дважды он чуть не поплатился за это жизнью. 
В Ростове, заболев брюшным тифом, он трое суток продолжал работать, пока его 
не увезли в больницу. В Москве, несмотря на два тяжелых приступа аппендицита, 
Ватутин все откладывал операцию, ссылаясь на занятость. Однажды утром 
появились симптомы третьего приступа, и все же Николай Федорович, пообещав 
жене заехать в госпиталь, поехал в Генеральный Штаб. Татьяна Романовна 
позвонила в госпиталь. Старый хирург генерал Мандрыка, узнав о грозящей 
Ватутину опасности, сам помчался в Генеральный Штаб. Только что приехавший 
Ватутин потребовал у адъютанта очередные дела, а генерал Мандрыка запретил 
выдавать дела и попросил, чтобы заместитель начальника Генерального Штаба 
явился в его распоряжение, на хирургический стол. На помощь профессору пришел 
секретарь партийной организации, и Ватутину пришлось подчиниться. 
Оперируя, хирург изумлялся тому, как мог Ватутин работать с приступами такой 
боли. 
Всю жизнь самозабвенно работал Ватутин и в таком труде видел счастье. 
И теперь Татьяна Романовна знала, что Николай Федорович, рвавшийся с первого 
часа войны на фронт, не будет щадить себя. [67] 
Без сна встретила жена генерала ранний свет июньского утра. 
А Николай Федорович в это время был уже далеко, за городом Валдаем. 
Машина Ватутина и следовавшие за ней машины генералов, ехавших на фронт, с 
рассветом еще более ускорили свой ход. 
Только в городах и селах шоферам приходилось сбавлять скорость. Улицы всюду 
были полны народа. Тысячи людей собирались, строились, шли на призывные 
пункты. На всем пути от Москвы до древнего Новгорода, на всем необъятном 
пространстве народ поднимался на борьбу с немецко-фашистскими полчищами. 
[68] 
 




 
В трудные дни начала войны 
30 июня Ватутин с группой генералов приехал на Северо-Западный фронт и сразу 
оказался в огненном пекле войны. 
Навстречу ему, по шоссе и обочинам, отходили разрозненные подразделения, группы 

солдат, а вперемежку с обозами и подводами - жители. 
У мостов создавались пробки, сквозь которые с трудом пробивалась машина 
Ватутина.