* * * 
По плану разгрома гитлеровской группировки и освобождения Киева намечалось 
нанесение сильных ударов. 
Подготовка к наступлению была быстро закончена, но беспокойство не покидало 
Ватутина до самого последнего момента. Он ни на минуту не забывал, что маневр и 
удар с 
северного плацдарма могут быть разгаданы противником. Поэтому, чем ближе было 
наступление с лютежского плацдарма, тем активней действовали войска, 
оставленные на 
букринском плацдарме, чтобы держать гитлеровцев в напряжении именно здесь. 
Противник методично обстреливал северный плацдарм из тяжелых орудий. 
Загорались дома в населенных пунктах. Войска зарывались в землю, солдаты 
укрывали в 
блиндажах детей, стариков. Еще строже становилась маскировка, и, стиснув зубы, 
под 
огневым налетом ждал солдат часа атаки, чтобы расправиться со злобным врагом. 
Наступило 3 ноября 1943 года. 
Из-за Днепра, сгоняя с плацдарма легкую дымку, поднялось солнце, осветило 
вершины 
могучих деревьев, скрывавших за собой древнейший город Руси, любимый народами 
Советского Союза Киев. 
Ровно в 8.00 над Днепром, над рекой Ирпень загремела канонада. 
Началась артиллерийская подготовка, в три раза более мощная, чем при прорыве 
обороны 
у Сталинграда. 
Над лесом появилась авиация, разрывы бомб и снарядов рушили укрепления, валили 
огромные деревья, уничтожали оборону противника. 
Генерал-фельдмаршал Манштейн, не веривший в возможность наступления крупных 
войсковых соединений через лесной массив севернее Киева, теперь пытался 
организовать 
сопротивление. В первую очередь он поднял в воздух эскадрильи своей авиации. Их 

встретили наши истребители, и над лесами, над водами Днепра и Ирпени началась 
сильнейшая воздушная схватка. 
Пехота генерала Москаленко, наносившая удар на главном направлении, и 
поддерживающие ее танки генерала Кравченко пошли в атаку. Завязался тяжелый 
лесной 
бой. 
Противник понес значительные потери от огня нашей артиллерии и авиации, но, 
пользуясь маскировкой в лесу, завалами, которые легко минировать, все-таки 
задерживал 
наступление. На лесных просеках, на полянах ползали "пантеры" и "тигры", 
подстерегавшие выход наших танков "Т-34", и лесное эхо далеко разносило грохот 
боя.[221] 
На утро второго дня к гитлеровцам стали прибывать танковые дивизии. 
Манштейн, убедившись, что он прозевал маневр советских войск, что теряет свои 
позиции, гнал к Киеву резервы со всех направлений. Их задерживала ударами с 
воздуха 
наша штурмовая авиация. 
Но Ватутин должен был спешить: Манштейн мог вновь организовать оборону на 
тыловых 
рубежах, тем более, что прорывать ее в лесу или на окраине города исключительно 

трудно. Необходимо было, не теряя ни часа, прорвать оборону еще глубже. На 
одном из 
участков это удалось, и все же весь день противник отчаянно сопротивлялся. 
К вечеру разгорелся бой в тихом дачном поселке Пуща Водица, у белого здания 
детского 
санатория. Под ударами соединения генерала Москаленко здесь, в обороне врага, 
образовалась брешь. 
Ватутин решил бросить в ночное наступление все танковое соединение генерала 
Рыбалко. 
Рыбалко повел танки при полном свете всех фар и прожекторов, установленных на 
машинах; огонь вели все орудия и пулеметы. 
Сказочно феерическая и потрясающе грозная картина возникла в дремучем лесу у 
берегов 
Ирпени, севернее Киева. 
Глухой ноябрьской ночью, в непроглядной тьме леса вдруг встали гигантские стены 
света 
и, погнав перед собой тьму, обнажая укрепления противника, двинулись вперед. 
А за лесом полыхал пожар. Это горел Киев. По танковым рациям было передано: во 
что 
бы то ни стало спасти город! 
Гитлеровцы увидели меж гигантских дубов и сосен, казавшихся сейчас 
неправдоподобными, громады советских танков, извергавших трассирующие снаряды и 

разноцветные цепочки пуль. 
С нарастающей силой танкисты атаковали противника, и он не выдержал натиска. 
Танковое соединение Рыбалко прорвалось западнее Киева, рассекло дороги Киев - 
Коростень, Киев - Житомир, и противник почувствовал, что над ним захлопывается