пления: 
перегруппировка войск отсрочила бы удар еще на несколько недель. [256]
 Официальная советская пропаганда, подводя итоги первого года войны, 22 июня 
через рупоры Совинформбюро объявила:
 «К весенне-летней кампании немецкое командование подновило, конечно, свою 
армию, влило в армию некоторое количество людских и материальных резервов. Но 
для этого гитлеровским заправилам пришлось взять под метелку все остатки людей, 
способных держать в руках оружие, в том числе ограниченно годных, имеющих 
крупные физические недостатки. В течение зимы гитлеровское командование 
неоднократно обещало немецкому населению весной начать „решающее“ наступление 
против Красной Армии. Весна прошла, но никакого решающего наступления немецкой 
армии не состоялось… Немецкая армия 1942 года, это не та армия, которая была в 
начале войны. Отборные немецкие войска в своей основной массе перебиты. 
Кадровый офицерский состав частью истреблен Красной Армией, частью разложился в 
результате грабежей и насилий над гражданским населением оккупированных районов.
 Младший командный состав, как правило, перебит и теперь производится в 
массовом порядке из необученных солдат. Ныне немецкая армия не в состоянии 
совершать наступательных операций в масштабах, подобно прошлогодним (курсив наш.
 — Авт.) ».
 В качестве подтверждения этих теоретических посылок приводились фантастические 
цифры германских потерь: 10 млн человек, из них не менее 3,5 млн. убитыми (на 
самом деле немцы столько не потеряли за всю Вторую мировую войну на всех 
фронтах вместе взятых; на 20 июня 1942 года потери на Восточном фронте 
составили 1,3 млн человек, из них примерно 332 тыс. убитыми и пропавшими без 
вести), 24 тыс. танков (германская промышленность еще не произвела и половину 
этой цифры), 20 тыс. самолетов. Советские потери исчислялись в 4,5 млн бойцов и 
командиров (разветолько пленными), 15 тыс. танков (на самом деле вдвое больше), 
9 тыс. самолетов (фактически же по 22 тыс. ежегодно).[257]


Воронежско-Ворошиловградская операция

 Рано утром 28 июня началось германское летнее наступление. В этот день группа 
Вейхса нанесла удар в стык 13-й и 40-й армий Брянского фронта. Главный удар 
наносила 4-я танковая армия генерал-полковника Германа Гота южнее железной 
дороги Курск — Воронеж с задачей выйти к Дону. Южнее войска 2-й венгерской 
армии под командованием генерал-полковника Яны рвались к Старому Осколу. 
Севернее наступал 55-й армейский корпус.
 Бросив на 45-километровом участке фронта против трех советских стрелковых 
дивизий три танковые (24, 9 и 11-я), три пехотные и одну мотодивизию, 
«ограниченно годные» немцы легко прорвали их оборону и, вклинившись на 10-15 км,
 вышли к реке Тим, южнее города Ливны. На следующий день они, несмотря на свои 
«крупные физические недостатки», углубили прорыв до 35-40 км. При том что, по 
утверждению генерала М.И. Казакова:
 «Из захваченной нами директивы командира 40-го танкового корпуса немцев мы 
узнали, чтсгпротивник намеревается начать наступление… Штаб фронта, армейские 
штабы и войска готовились к этому. Тщательно отрабатывали взаимодействие, 
особенно на стыке 13-й и 40-й армий (курсив наш. — Авт.) .
 Командарм-40 М.А. Парсегов — человек увлекающийся, у него порой не хватало 
терпения на детальный анализ обстановки. Мне и сейчас помнится один его 
разговор с командующим фронтом.
 — Как оцениваете свою оборону?-спросил Ф.И. Голиков.
 — Мышь не проскочит,-уверенно ответил командарм».
 «Отработав взаимодействие», штаб Брянского фронта спокойно продолжил 
подготовку… к наступлению. Поэтому и оборона советских войск снова была
 «активной»: даже первый оборонительный рубеж не успели оборудовать полностью, 
второй полосы, как правило, не было вовсе (генерал Горбатов о сложившемся 
положении писал: [258] «Оборону… нельзя назвать плохо организованной, вернее 
будет сказать, что никакой организации нет, нет и обороны»). Артиллерия и 
резервы равномерно распределялись по всему фронту. Отражать возможное 
наступление противника предполагалось контрударами танковых соединений. 
Поскольку считалось, что немцы, как и в 1941 году, будут наносить удар в 
направлении Мценск, Тула, то наиболее сильная группировка танков — 5-я танковая 
армия находилась на правом фланге фронта и готовилась к нанесению контрудара по 
единственному варианту — на Чернь. Возможность наступления противника на 
Курско-Воронежском направлении всерьез не принималась.
 Тот же Казаков сообщает, что ночь на 28 июня он провел за разработкой плана 
Орловской наступательной операции: «Мы настолько вжились в этот план, что порою 
представляли себе различные его варианты как реальные события».
 А утром развернулись действительно реальные события.
 «Увлекающийся» генерал Парсегов со штабом находился в глубоком тылу в районе 
Быково и особого беспокойства не проявлял. Ни он, ни его заместители не разу не 
побывали в своих стрелковых дивизиях, которые вели тяжелый бой. Даже прибывшим 
из резерва фронта двум танковым бригадам командарм не поставил задачи лично, а 
сделал это через офицеров связи. На следующий день немецкие танки приехали в 
Быково. Парсегов окончательно потерял связь с войсками и поспешно укатил в 
Касторное. Так, «возглавляя» дивизии Гота, генерал довольно быстро оказался в 
Воронеже. Управление дивизиями 40-й армии пришлось взять на себя 
непосредственно штабу Брянского фронта. [259]
 Первые успехи генерала Вейхса хотя и осложнили обстановку на левом крыле 
Брянского фронта, но еще не представляли особой угрозы. Для ликвидации 
прорвавшейся группировки 4-й танковой армии генералу Голикову в ночь на 29 июня 
были переданы 4-й и 24-й танковые корпуса Юго-Западного фронта и 17-й танковый 
корпус из резерва Ставки. К участку прорыва направлял