ешейков. Местность представляла собой совершенно плоскую 
солончаковую степь без малейших укрытий. Вот и генерал Батов признает:
 «Наши позиции на перешейках были удобны тем, что наступающий лишался 
возможности маневра фланговым огнем… Немцам оставалось пробиваться в лоб, 
причем до прорыва через узкости они могли вводить в бой войска острым клином».
 Наступление 11-й армии началось в 5.10 утра 18 октября и проходило в 
чрезвычайно сложных условиях. Советские самолеты господствовали в воздухе и 
непрерывно атаковали любую обнаруженную цель.
 «Не только пехота на переднем крае и батареи должны были окапываться, нужно 
было отрывать окопы для каждой повозки и лошади в тыловой зоне, чтобы укрыть их 
от авиации противника… Только когда армии был подчинен Мёльдерс с его 
истребительной эскадрой, ему удавалось очистить небо, по крайней мере, в 
дневное время. Ночью и он не мог воспрепятствовать воздушным налетам 
противника».
 Тем не менее немецкая пехота упорно прогрызала оборону, выталкивая противника 
с перешейка и стремясь вырваться на оперативный простор. [140]
 С советской стороны ишуньские позиции обороняли сначала пять стрелковых, две 
кавалерийские дивизии и 7-я бригада морской пехоты, а затем их количество было 
доведено до восьми стрелковых и трех кавалерийских: с 22 октября в бои 
включились соединения Приморской армии — 25-я Чапаевская и 95-я стрелковые, 2-я 
кавалерийская дивизии, получившие приказ восстановить положение. Интересен 
стиль работы штаба Отдельной 51-й армии в эти решающие для судьбы Крыма дни: 
так, 19 декабря — воскресный день, и приехавший в Симферополь с заявками на 
горючее и боеприпасы начальник штаба Приморской армии генерал Н.И. Крылов не 
может никого найти, кроме дежурных офицеров, — выходной-с.
 «А в это время Бонапарт переходил границу…»
 20 октября немцы заняли Ишунь, форсировали устье реки Чатырлык и по побережью 
Каркинитского залива начали входить в глубь полуострова, в степь. Даже теперь 
командующий 51-й армией не ориентируется в обстановке: он отдает Батову 
категорический приказ «удержать ишуньские позиции» и одновременно указывает 
генералу Савинову на необходимость «упорно оборонять Чонгар и Сиваш», где 
противник не проявляет никакой активности.
 Через два дня Ставка отозвала генерала Кузнецова в Москву, а командующим всеми 
силами в Крыму назначила вице-адмирала Г.И. Левченко.
 24— 26 октября войска выдвинувшейся на север Приморской армии Петрова и 
оперативной группы Батова пытались нанести контрудары, но части вводились в бой 
с ходу, разрозненно, без артиллерийской поддержки, поэтому поставленных целей 
не достигли. Манштейн бросил на чашу весов переданную ему из группы армий «Юг» 
132-ю пехотную дивизию, и немцы окончательно захватили инициативу. [141]
 Как красиво изложил суть проблемы генерал Батов, советские соединения
 «приняли участие в боях, но разновременно. Если не бояться метафор, то можно 
сказать, что на арене ишуньского боя выступала то одна, то другая наша дивизия 
и исполняла свой героический монолог… Доблестью солдат и искусством командиров 
и политработников в масштабе полков и дивизий приходилось компенсировать 
отсутствие собранности и единого целеустремленного плана в целом».
 Иными словами и без метафор, доблестью солдат и строевых офицеров, их жизнями 
в очередной раз оплачивалась бездарность оперативного руководства.
 Конечно, не будем забывать о том, что по численному составу штат немецкой 
дивизии превосходил штат советской примерно на треть, но верно также и старое 
тактическое правило, что один солдат в обороне равен трем наступающим. Но даже 
и этого соотношения не было, советская сторона на ишуньских позициях обладала 
явным численным превосходством над противником. Зато в течение всего сражения 
наши части не имели связи между собой и командованием, поэтому штабные 
«направленцы день и ночь носились по степи». Как будто не изобретал радио Попов 
еще в 1895 году и, вроде бы, именно в России (впрочем, чему здесь удивляться, 
если всего двадцатью днями раньше Ставка Верховного Главнокомандования узнала о 
разгроме на Московском направлении трех своих фронтов из сообщений Берлинского 
радио). А наша авиация после ввода в сражение 8-го авиакорпуса люфтваффе 
утратила господство в воздухе.
 В итоге «контрудар Приморской армии был встречен массированным огнем 
артиллерии врага и большой группой немецких бомбардировщиков под прикрытием 
истребителей», и 28 октября, после 10-дневных боев, советская оборона рухнула.
 Писатель В. Карпов очень литературно это описал:
 «Гитлеровцы прорвали ишуньские позиции. Своими танковыми и механизированными 
колоннами они вырвались на степной крымский простор… Если пехоту приморцы могли 
отбивать стрелковым оружием, то с танками бороться было просто нечем».
 Ох уж эти навязшие ыа зубах «танковые и механизированные колонны»! Не было у 
Манштейна ни одного танка, так что и бороться с ними приморцам было не «нечем», 
а незачем. Механизированная колонна, кстати, — это просто пехота едет на 
машинах.
 Генерал Батов также продолжает сражаться в своей виртуальной реальности:
 «…по данным разведки, в районе Филатовка — Карпова балка было сосредоточено до 
6 батальонов и 30 танков… количество вражеских танков у Армянска выросло до 
100…
 Бойцы лезли на танки и бросали бутылки с горючим… В комбата прямо на КП 
немецкий танк выпустил снаряд…
 Немцы частью сил вышли в тыл 29-й батарее и снова бросили против нее до 30 
танков и батальон пехоты. Неравная схватка…
 170— я пехотная дивизия немцев, с которой действовало более 60 танков 
поддержки пехоты, вырвались к устью Чатырлыка».
 А боевой соратник Батова, генерал И.А. Ласкин авторитетно сообщает, что на 
Перекопском направлении немцы сосредоточили 375 танков, что