|
доложил о своих переговорах с Листом, о том, что перспективы
боев на Кавказе мрачные, фюрер пришел в ярость.
10 сентября генерал-фельдмаршал Лист был снят с поста командующего группой
армий «А». Гитлер принял его обязанности на себя и в течение месяца лично
руководил операциями группы, стремясь добиться перелома в битве.
Войска группы армий «А» в середине сентября уже не могли наступать по всему
фронту. Поэтому германское командование приняло решение о нанесении
последовательных ударов сначала на Туапсе, а затем на Орджоникидзе. В беседе с
Кейтелем 18 сентября Гитлер заявил:
«Решающим является прорыв на Туапсе, а затем блокирование Военно-Грузинской
дороги и прорыв к Каспийскому морю».
Ближайшая задача наступления на Туапсинском направлении состояла в том, чтобы
кратчайшим путем выйти на побережье Черного моря, отрезать Черноморскую группу
войск от основных сил Закавказского фронта, лишить Черноморский флот всех баз и
портов. В случае успеха фронт сокращался почти на 200 км, что позволяло
высвободить около десяти дивизий, которые можно было бы перебросить в сторону
желанных нефтеносных районов на Каспии. Проведение операции возлагалось на 17-ю
армию генерала Руоффа и части горнопехотного корпуса генерала Конрада. Один
удар планировалось нанести от Нефтегорска, второй — от Горячего Ключа. Клещи
должны были замкнуться у поселка Шаумян, в 30 км севернее Туапсе, создавая
«котел» для 18-й армии генерала Камкова. [437]
Оценивая расстановку сил перед этой операцией, советские историки, как обычно,
пользуются своей особой, специально разработанной для таких случаев
арифметикой:
«После провала планов прорваться на Туапсинском направлении в Закавказье в
августе — сентябре 1942 года немецко-фашистское командование решило силами 17-й
армии (свыше 162 тысяч человек, 147 танков и штурмовых орудий, 1316 орудий и
950 минометов) при поддержке части сил 4-го воздушного флота (350 самолетов)
вновь нанести удары… и окружить основные силы 18-й армии (32 тысячи человек,
244 орудия, 362 миномета)… Для нанесения главного удара из войск немецкой 17-й
армии была создана группа „Туапсе“.
Отсюда даже слепому должно быть видно, что опять у врага подавляющее
превосходство над нашими войсками. Непонятно только, почему все силы группы
армий «А» или армии Руоффа сравниваются с одной несчастной армией Камкова?
Почему, например, не с 383-й стрелковой дивизией Провалова? Было бы еще
страшнее. Или взводом лейтенанта Рябцева? Ясно, что это величины несоизмеримые.
Попробуем сравнить иначе. Всего к этому времени в группе армий «А» имелось 26
дивизий, из них 3 танковые. В состав противостоящих им войск Закавказского
фронта входило более 60 стрелковых и кавалерийских дивизий, 31 стрелковая
бригада, 10 танковых бригад, не считая бронепоездов, отдельных танковых
батальонов и горнострелковых отрядов. Согласимся, в таком виде соотношение сил
выглядит несколько иначе. На 1 октября в частях Закавказского фронта числилось
165423 коммуниста (умножаем на два, ведь «партбилет делает вдвое сильнее») и
219131 комсомолец, а на одного коммуниста приходилось три беспартийных. [438]
Между прочим, медаль «За оборону Кавказа» получили около 870 тыс. человек — в
основном выжившие. Этой награды, учрежденной в 1944 году, не удостоились
погибшие, пропавшие без вести, оказавшиеся в плену.
Далее: 17-й армии Руоффа с ее 18 дивизиями противостоял не один генерал Камков,
а четыре советских армии — 47, 56, 18, 46-я.
И даже по сравнению с ударной группой «Туапсе» силы нашей 18-й армии смотрятся
не так уж бледно. С немецкой стороны в операции участвовали 7 дивизий — 46, 125,
198-я пехотные, 97-я и 101-я егерские, 1-я словацкая мотодивизия и сводная
горнопехотная дивизия Ланца. У генерала Камкова и в Туапсинском оборонительном
районе — семь стрелковых (31, 383, 328, 408, 236, 395 и 32-я гвардейская) и две
кавалерийские (11-я и 12-я гвардейские) дивизии, четыре стрелковые и одна
мотострелковая бригада, полк морской пехоты, плюс поддержка двух 130-мм
береговых батарей, одной 180-мм железнодорожной батареи, артиллерии
Черноморского флота, плюс непрерывная подпитка новыми дивизиями, бригадами,
пушками и самолетами.
Другое дело, что Камков тоже оказался «не Гинденбург», — в анкете ничего,
кроме кавалерийских курсов, а оборона строилась по правилам «самой передовой»
советской военной науки. Так, дивизии первого эшелона, немотря на оперативную
паузу, не имели сплошной линии обороны, а ограничились созданием ротных опорных
пунктов, не установили инженерные заграждения, минные поля и даже
рекогносцировку собственной полосы обороны не произвели. Зато усердно
возводились заграждения и огневые точки на Черноморском побережье: в местах
возможной высадки десантов устанавливались противопехотные минные поля, на
берегу от Кабардинки до Туапсе завершалось строительство свыше 500 дотов и
дзотов, устанавливалось более 300 управляемых фугасов. Тонны взрывчатки
закладывались для вывода из строя Сухумского шоссе, разрушения мостов и
подпорных стен.
На этих работах были задействованы основные силы саперных и инженерных частей,
непосредственно для фронта этих специалистов «не хватило». И не только
специалистов: страна великих строек коммунизма и на втором году войны не сумела
обеспечить свою армию самым простым шанцевым инструментом. Пример из Тюленева:
«Стрелковая часть, оборонявшая горы Гунай и Гейман, раздобыла (!) два десятка
лопат, но лома ни одного
|
|