Шелякин прилетел на рассвете. Механики гоняли на разных оборотах моторы, 
готовили самолеты к вылету. Летчики сидели в землянке КП, выжидали, задания. За 
гулом моторов никто не слышал, как он приземлился. А когда увидели его на 
пороге землянки, все кинулись к нему, Обнимали, целовали, трясли руку. А он 
смущенно улыбался, повторяя:
 – Да, пустите же, братцы, доложить надо.
 Но хоть у нас и принято было докладывать чин по чину, по всем правилам 
воинского Устава, на сей раз слушать доклад Шелякина не хватало терпения:
 – Что прибыли – вижу, что на вынужденной были – знаю, а теперь садитесь и 
рассказывайте по порядку. Тут всем интересно знать, как вам удалось одному 
четырех фрицев сбить и самому сухим из воды выйти.
 Шелякин мотнул головой, усмехнулся.
 – Да я их и не сбивал, товарищ старший лейтенант.
 – А кто?
 – Да они сами себя посбивали. А я только одного успел.
 Шелякин сказал это так простодушно и комично, что все засмеялись.
 – Честно говорю, – оправдывался Шелякин. – Мне и самому смешно, как получилось.
 Как отстал от своих, не заметил. Потом догнал, пристроился. А сзади откуда-то 
взялась еще шестерка «яков». Армейские, подумал я. Только что это сухопутные 
летчики за нами жмут? Им-то влево нужно забирать, на Джанкой. Еще раз оглянулся.
 А это вовсе и не «яки»,а самые настоящие «мессеры». Я рванул вперед, хотел 
покачать крылом старшему лейтенанту, предупредить об опасности. Поравнялся с 
машиной Макиева, глядь, а на ней вместо звезд, кресты. Признаться, мне сразу 
жарко стало. Чуть приотстал, начал соображать, как выбраться.
 – Спикировал бы до земли, они бы и сообразить не успели, – подсказал кто-то.
 Начали спорить. Не дослушав Шелякина, каждый высказывал ему свои советы, как 
он должен был поступить при создавшейся обстановке. Спор этот, конечно, был не 
бесполезен. Но пришлось все таки прервать.
 – Будет вам. Пусть Шелякин доскажет, что же дальше было.
 – По-честному, я снахальничал, – продолжал Шелякин. – Сначала-то, конечно, 
струхнул. А потом вижу, меня не трогают. Мой «ведущий», то есть немец, когда я 
с ним поравнялся, ноль внимания. И снять его было пара пустяков. Но ведь 
ведущий группы – птица, небось, поважней. Я напустил на себя храбрости, 
выдвинулся вперед, дал короткую очередь по ведущему группы и снова на свое 
место. Ну, думаю, пропал! А немцы в сумерках не разобрались что ли, не на меня, 
а на свое начальство, по которому я стрелял, набросились и сбили… Хотел я 
спикировать за ним, за падающим, вроде бы добиваю, и улизнуть на бреющем, да со 
своим «ведомым» жаль было расставаться не попрощавшись. Довернул машину влево, 
влепил по его мотору полную дозу, а сам в сторону. А он, подлец, моментально 
вспыхнул и провалился вниз. Знал бы, что собью с одной очереди, я бы за ним и 
наутек. Но тут мне на выручку поспешили фрицы задней шестерки. Они оказались 
неплохими стрелками – еще двух «мессершмиттов» сбили. К одному из них записался 
в сопровождающие. Так и ушел. А на вынужденную сел – побоялся в темноте машину 
разбить.
 – Вот это да!
 – Такого еще не бывало.
 – Сколько ему записать, товарищ командир? – спросил адъютант. – Все четыре или 
один?
 В самом деле, сколько же этому храбрецу следует записать? Ведь, по совести, – 
один, сбитый им лично, противник. А по существу за храбрость, за находчивость, 
ему надо отдать четверых.
 – Правильно. Все четыре его, – раздавались голоса.
 – Мне подачки фашистов не нужны, – возразил Шелякин. – Один мой, его и пишите.


* * *

 На рассвете 18 октября немецкая авиация сильно бомбила наш передний край. 
Потом заговорила артиллерия. Начались ожесточенные бои на Ишуньских позициях.
 Генерал Ермаченков бросил к воротам Крыма основные силы Черноморской авиации. 
Разрешил без ограничений летать на задания командирам и комиссарам полков.
 На другой день боев господство в воздухе безраздельно принадлежало советским 
летчикам. Наши истребители блокировали немецкие аэродромы, встречали 
бомбардировщиков противника до подхода к линии фронта, разгоняли их и 
заставляли сбрасывать бомбы куда попало. А «мессершмитты» старались в бой не 
ввязываться. Таким образом, наши бомбардировщики и штурмовики работали на 
полную возможность. Немцы не могли днем свободно перебрасывать к фронту войска 
и боеприпасы, вынуждены были зарываться в землю вместе с техникой.
 Полное господство это длилось всего три дня. Немецкое командование срочно 
перебросило на Крымский фронт истребительную эскадру генерала Мельдерса. Борьба 
за господство в воздухе продолжалась еще несколько дней. Немцы уже знали силу 
наших истребителей Як-1 и, если не имели на своей стороне значительного 
преимущества, в бой не вступали. Зато хищно набрасывались на советские самолеты 
устаревших конструкций.
 Когда у нас еще никто не подозревал о прибытии эскадры Мельдерса, знаменитый 
ас Арсений Шубиков повел группу своих истребителей на прикрытие 
бомбардировщиков 32-го авиаполка, которым предстояло подавить дальнобойную 
немецкую батарею в районе Казан-Сарая. Бомбардировщики задачу свою выполнили, а 
истребителям пришлось вступить в неравный бой с численно превосходящим 
противником. Бой был очень тяжелым и длительным. Несколько машин потеряли немцы,