Как показалось тогда мне, офицеру всего-навсего ротного масштаба, и как кажется 
теперь, спустя много лет, такое простое решение могло бы прийти в голову и 
комбату, и тем более командарму. Но почему-то не пришло... 

Наверное, заслуженно ни Батурин, ни Батов не удостоились того, чтобы штрафники 
между особой называли их "батя", как Осипова, хотя фамилии обоих начинались со 
слога "бат", созвучного с этим теплым словом "батя". 

Вот еще один документ. У меня в руках большая статья известного журналиста 
Эдуарда Поляновского "Солдат Победы Жуков", опубликованная накануне 50-летия 
Победы 11 апреля 1995 года в "Известиях". Речь в ней идет не об известном всему 
миру маршале, а о безвестном солдате с такой же фамилией. Упоминается в этой 
статье и имя Павла Ивановича Батова. И вот в связи с чем. 

В 1946 году некто полковник Житник, начальник штаба соединения, входящего в 
подчинение П. И. Батова, с которым Житник был давно знаком лично, составляет 
"оправдательные документы" на вывоз из Германии непомерно большого количества 
личных вещей и заверяет их печатью и подписью "Генерал-майор Житник", т.е. 
своей фамилией, но с липовым званием. Мнимого генерала пограничники разоблачают,
 и дело передают в прокуратуру. Запахло трибуналом. 

Спасает жулика Батов. Вот его резолюция: "Полковника Житника оставить в кадрах 
Красной Армии. Направить в Академию им. Ворошилова в первую очередь". Ничего 
себе! Вместо трибунала - в самую престижную академию! Такую бы заботу во 
спасение штрафников - офицеров и своих солдат в бою! Сколько бы жизней было 
спасено тогда! 

Этому протеже Батова в декабре 1952 г. Командующий Белорусским военным округом 
Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко дает убийственную характеристику: 
"Ведет себя, как опереточный артист. Очень легкомысленный и высокомерный. 
Наглый врун. Доверять важные дела нельзя. Должности не соответ

ствует". 

Полковника Житника увольняют в запас за дискредитацию звания офицера. Тогда 
генерал Батов уже отошел от руководящих постов в Вооруженных Силах и не в силах 
был противостоять маршалу Тимошенко. Павел Иванович к этому времени возглавлял 
Советский Комитет ветеранов войны. И не один раз в скандальных ситуациях 
прибегал к помощи безотказного генерала офицер запаса Житник, пишет далее 
Поляновский. 

Ну почему высокопоставленный генерал так благоволит к этому недостойному 
офицеру? Почему проходимцы (так характеризует Житника автор статьи) находят 
поддержку у некоторых высоких начальников? Какие качества их сближают?.. 

Вот такие факты тревожили и тревожат до сих пор не только, думаю, меня. Но все 
это стало мне известно значительно позднее тех тяжелых дней и ночей на 
Наревском плацдарме. 

А тогда было не до оценки действий старших начальников. Во время войны ни 
солдат, ни офицер не имеют права на сомнения в действиях начальников, на своего 
рода оппозицию. Любая оппозиция в это время может расцениваться как 
преступление, как измена. Примеры такой оценки действий своих прежних 
начальников некоторыми штрафниками были и в нашем батальоне. И оправдания таким 
фактам не было тогда никакого. Вот и держал поэтому я подобные мысли свои при 
себе. Поэтому и посоветовал Феде Усманову не распространяться о тех стихах, 
которые сочинил о Батурине и Батове кто-то из штрафников и не искать их автора. 


В те тревожные дни октября 1944 г. нужно было сосредоточить внимание прежде 
всего на переустройстве немецких окопов, приспособив их для надежной обороны в 
противоположном направлении, то есть против немцев. А это и перенос брустверов, 
и переделка пулеметных гнезд, ниш для гранат и боеприпасов, и создание новых 
ходов сообщения, и многое другое. В общем, работы - непочатый край. 

Вскоре к нам протянули телефонную связь. Это снова позаботился старший 
лейтенант Валерий Семыкин, добровольно опять оставшийся с нами в окопах. Ведь 
по своей должности он мог бы находиться в штабе бо@льшую часть времени, а он 
рвался к нам в окопы! 

Остановлюсь еще на одной подробности. В каждом ходе сообщений метрах в 20-30 от 
основного окопа отрывали простейшие, не очень глубокие ямы (хотя бы по одной на 
отделение) для отправления естественных надобностей. По мере их заполнения они 
засыпались землей и вместо них отрывались новые. 

Уже близился конец октября, ночи стали холодными, даже иногда морозными, по 
утрам долго держался на уже высохшей траве и грунте серебристый иней. На нашем 
участке оказалась простенькая, неглубокая земляночка с легким перекрытием. Ее 
обнаружил мой ординарец, и я разместился в ней с ним и своим ротным писарем.