|
Меня иногда спрашивают, брали ли штрафники пленных? Да, здесь было много
пленных. Влетали в эти подвалы наши бойцы не иначе как вслед за брошенной
гранатой, но когда собрали всех оставшихся в живых гитлеровцев, их оказалось
чуть ли не больше всей нашей роты со средствами усиления.
Пожалуй, описываемый случай был первым на моей памяти, когда штрафники взяли
фашистов в плен в таком количестве. Согнали их в одно подвальное помещение,
поотбирали пистолеты и, как "законные" трофеи - часы, зажигалки, портсигары и
прочее, выставили надежную охрану, а потом, уже дождавшись вечера, отправили в
штаб батальона. Конвоирами у них были легко раненные штрафники. Нескольких
наших бойцов, которые из-за тяжелых ранений не могли самостоятельно двигаться,
уложили на сооруженные из досок, жердей и плащ-палаток носилки и заставили
пленных их нести. Говорят, несли они этих раненых очень аккуратно, опасаясь,
что конвоиры шутить не будут в случае чего.
А пока до вечера было еще далеко. Командир роты имел приказ закрепиться на этом
рубеже и ни в коем случае не сдавать занятого то ли "фольварка", то ли какой-то
фермы. Теперь нужно было доложить о выполнении задачи, об обстановке и получить
приказ на дальнейшие действия. А рация оказалась поврежденной попавшей в нее
пулей или осколком. Однако через каких-то 10-15 минут была установлена
телефонная связь.
Стали приспосабливать и укреплять валявшимися в большом количестве кирпичами и
какими-то бетонными блоками окна подвалов, превращая их в огневые точки.
Нам показалось, что всех немцев, оборонявших эти здания, мы или уничтожили, или
взяли в плен, так как не видели отступавших. Значит, на каком-то удалении у них,
скорее всего, был второй эшелон обороны, и от него можно было ожидать всяких
неприятностей, тем более что силы там были, конечно, свежие, а данные о занятом
нами месте наверняка хорошо были топографически привязаны к их артиллерии, а
может, уже и хорошо пристреляны. Хотя нас они пока не беспокоили.
И вот в этой относительной тишине мы услышали цокот копыт, а потом и увидели
летящие к нам во весь опор, как чапаевские тачанки, походные кухни с дымящимися
трубами!
Это был долгожданный завтрак, видимо уже совмещенный с обедом (а может быть, и
ужином), доставленный нам старшиной Яковом Лазаренко, правой рукой нашего
начпрода. День уже разгорелся и как-то незаметно перевалил далеко за половину.
Не прерывая работ по укреплению своей обороны, пообедали, предварительно осушив
свои кружки с горячительной влагой. Наполняли их из стандартных поллитровок,
выдаваемых нам из расчета одна на 5 человек.
Я так часто и подробно останавливаюсь на проблеме горячего питания в бою потому,
что это не менее важный вид обеспечения, чем пополнение боеприпасами. И то, и
другое на войне переоценить нельзя, как нельзя и недооценивать. Если наличие
боеприпасов говорит, так сказать, о технической боеспособности воина, то от
того, сыт ли он, зависит его моральное и физическое состояние, а от него - и
боевой дух, самое важное для победы.
В тот день мы вроде бы уже привыкли к тому, что в течение нескольких часов не
было слышно стрельбы, не рвались мины и снаряды, смолк гул самолетов над нами.
В основном завершились работы по укреплению обороны как в каменных цоколях и
подвалах зданий, так и в окопах между ними. Как-то вроде бы немного
расслабились и стали чутко подремывать.
И вдруг налетевший шквал артиллерийско-минометного огня мгновенно развеял наши
почти мирные настроения.
Не успел ротный доложить в штаб о случившемся, как пропала телефонная связь со
штабом батальона. Видимо, во время артобстрела был поврежден провод. А
телефонную связь в звене "взвод-рота-батальон" обычно устраивали по
однопроводной схеме. Схема эта заключалась в том, что тянули от телефона к
телефону один провод, а вторым проводом была земля, в которую от вторых клемм
телефонов втыкали штыри. Слышимость была не ахти какой, но зато какая экономия
провода!
А тут срочно нужно было доложить обстановку, которая могла каждую минуту
измениться. Валерий Семыкин сидел у рации
и пытался ее исправить. Устранить разрыв провода вызвался штрафник из моего
взвода. Я его приметил еще во время формирования. Тогда у нас уже редко
появлялись "окруженцы", но он был одним из них. Какой-то он всегда был
"пришибленный", неактивный, что называется, "себе на уме". Меня, в общем-то,
несколько удивила его решимость, но обрадовало то, что человек, наконец,
переборол это свое угнетенное состояние. И рад был за этого белоруса по фамилии
Касперович.
Однако прошло и 10, и 20 минут - связь не действовала. А тут еще после первого,
|
|