высокий патриотизм, проявленные в годы смертельной опасности, нависшей над 
Отечеством. 

Как прекрасно ответил им поэт Ярослав Смеляков: 

Я не хочу молчать сейчас, 

когда радетели иные 

и так и сяк жалеют нас, 

тогдашних жителей России. 

Быть может, юность дней моих, 

стянув ремень солдатский туже, 

была не лучше всех других. 

Но уж конечно и не хуже. 

Мы грамотней успели стать, 

терпимей стали и умней, 

и не позволим причитать 

над гордой юностью своей. 

Для человека естественно ностальгировать по времени своей молодости. Моя работа 
над книгой тоже ностальгия, но не столько по времени, выпавшему на нашу боевую 
юность, сколько по той высокой любви к Родине, которая помогла нам преодолеть 
неимоверные трудности, именно по любви к тому Отечеству, за которое полегли в 
землю мои боевые друзья, те офицеры-штрафники, с кем довелось мне делить их 
фронтовую непростую судьбу, и мои братья, и миллионы советских людей, 
беззаветно любивших Родину. И этого у нас не отнять до самой кончины. 

А завершить свое вступление мне хочется тоже стихами, но написанными моим сыном 
Александром как обращение уже к своим детям, к совсем юному поколению: 

Замрите, слушайте, смотрите, ребятишки, 

дыханье затая, став чуткими вдвойне: 

ведь вы последние девчонки и мальчишки, 

которым суждено услышать о войне 

от тех, кто сам все это вынес, 

кто видел смерть, но победил... 

ГЛАВА 1 

Откуда мы родом. Под репрессиями. Особенности военного обучения в школе. Начало 
войны. Мой первый командир-политрук. Военное училище, лейтенант. На границе. 
Направление - фронт. Уфа. 

За что в штрафбат? 

Начну со своей родословной. На первый взгляд, это может представить мало 
интереса для современного читателя, но для характеристики той эпохи, в которой 
формировалось мировоззрение нашего поколения, и мое в частности, все-таки, 
считаю, имеет определенное значение. 

Родился я в конце 1923 года в семье железнодорожника на Дальнем Востоке, в 
одном из районов Хабаровского края. 

Наш дом стоял так близко к железнодорожным путям, что когда проходил поезд, 
всегда дрожал, будто тоже собирался тронуться в дальний путь, и настолько мы 
привыкли к этой близости и шуму, что когда перешли жить в новый, более 
отдаленный от рельсовых путей дом, то долго не могли привыкнуть к, казалось бы, 
неестественной тишине. 

Отец мой, Василий Васильевич Пыльцын, родился в 1881 году. Костромич, по 
каким-то причинам (говорил об этом весьма неохотно и туманно), то ли от 
жандармского преследования, то ли от неудачной женитьбы, сбежавший на Дальний 
Восток и даже поменявший свою фамилию, которая у него ранее была, кажется, 
Смирнов.