расположение за "языком". Наверное, и для фрицев наличие минного поля здесь 
тоже оказалось неожиданностью. 

Уже говорилось, что немцы не раз пытались как-то установить, какая воинская 
часть теперь противостоит им на этом оборонительном рубеже. Но все-таки 
каким-то образом они определили, что это был штрафбат, так как несколько 
позднее через свои громкоговорители фашисты в начале каждой передачи 
обязательно включали нашу знаменитую песню "Катюша" и даже исполняемую 
по-немецки "Вольга-Вольга, Мутти Вольга", а затем уже призывали штрафников 
повернуть оружие против своих "командиров-притеснителей", и, вместе с тем, 
называли нас "Бандой Рокоссовского". Как нам было и раньше известно, это 
прозвище дали немцы именно нашему батальону еще в 1943 году, когда батальон 
после своего создания вступал в первые бои на Курском выступе в составе тогда 
еще Центрального фронта, которым командовал генерал Рокоссовский Константин 
Константинович. 

В свободное время (а оно в обороне иногда все-таки бывало) офицеры вели со 
штрафниками беседы о боевом опыте - и своем, и самих штрафников. Это было, если 
хотите, что-то вроде курсов повышения квалификации. 

Из рассказов бывалых воинов о боевых действиях я почерпнул, что мой случай 
подрыва на мине не такой уж исключительный, что-то аналогичное со счастливыми 
исходами случалось и с другими. Так, мне запомнился рассказ командира роты 
капитана Матвиенко о том, как его однажды подкараулил в засаде здоровенный фриц,
 схватил, зажал под мышку и потащил. Кое-как ухитрился Иван свою болтающуюся 
где-то внизу ногу вставить между ног фрицу. Тот не ожидал такой подножки, упал 
и на мгновение выпустил пленника, а Иван успел за этот миг сапогом ему "врезать 
меж глаз" и убежать. 

Один из штрафников, майор Авдеев сам был в недалеком прошлом командиром 
отдельной штрафной роты (армейской). Она состояла не из провинившихся офицеров, 
как роты в нашем ШБ, а из рядовых и сержантов, покинувших поле боя или 
отступивших без приказа, просто дезертиров или мародеров, а также бывших 
заключенных-лагерников, которым была предоставлена возможность искупить свою 
вину на фронте. 

Авдеев рассказал, как его самого угораздило в штрафбат. Рота наступала в 
тяжелых условиях. В течение трех дней ожесточенных боев за крупный населенный 
пункт из более чем пятисот бойцов потеряли больше половины. А старшина и писарь 
роты, получая продовольствие после того, как оставшуюся часть роты вывели из 
боя, "забыли" сообщить о потерях и получили продовольствие на весь списочный 
состав роты. Образовался хороший запас и американской свиной тушенки, и 
кое-чего другого и, главное, солидное количество спиртного. Ну, не сдавать же 
обратно все это добро! И решил ротный, коль уж так случилось, устроить поминки 
по погибшим. Да заодно обмыть награды, которых были удостоены и сам командир 
роты, получивший третий орден Красного Знамени, и оставшиеся в живых штатные 
офицеры. Пригласил армейское начальство, с которым имел хорошие контакты, в том 
числе и из разведотдела штаба армии, даже некоторых офицеров армейского 
трибунала и прокуратуры. 

А вскоре за "злостный обман, повлекший за собой умышленный перерасход 
продовольствия" (это вам не "колоски" на хлебном поле!), оказался на скамье 
подсудимых и получил 5 лет лишения свободы с заменой двумя месяцами штрафбата. 
Не помогли ни только что полученная награда, ни присутствие на "поминках" 
представителей карательных органов. 

Много поучительного было в этих беседах и рассказах. 

А между тем немцы постепенно активизировали свою информационную войну против 
нас. Они постоянно забрасывали к нам и с самолетов, и специальными 
агитснарядами большое количество разных листовок. В них содержались и призывы 
сдаваться (листовки-пропуска в плен, так называемые ШВЗ - "штык в землю"). 
Масса листовок была о том, будто сыновья Сталина и Молотова уже сдались в плен 
и всякое другое, чему мы, конечно, не верили. 

Надо сказать, что наш особист Глухов, да и некоторые политработники поначалу 
очень ревностно следили за тем, чтобы штрафники не подбирали и не прятали 
листовок (тем более - пропусков ШВЗ). Видимо, был у них такой приказ. Но вскоре 
убедились, что эти листовки штрафники брезговали пускать даже на махорочные 
самокрутки, а использовали только по известной "нужде" и поостыли в своем 
рвении. 

Поскольку меня за рогачевский рейд ничем не отметили, мне приходила мысль, что 
меня "обошли" наградой, может быть, потому, что мой отец в 1942 году был 
репрессирован за нелестное высказывание в адрес руководства страны о неудачах 
на фронте в первое время войны. А может, думалось, и потому, что один из моих 
старших братьев, Виктор, пропал без вести в конце 1942 года под Сталинградом. 
Не попал ли он в плен и не смалодушничал ли? Какие только мысли ни приходили 
тогда на ум. Время было такое. Да и мировоззрение.