большинстве "вальтеры" и "парабеллумы". Так что у многих уже было по два 
автомата - свой и трофейный, хотя и тот, и другой с весьма малым запасом 
патронов. Остальные трофеи, как могли, приводили в негодность, а 
продовольствием, захваченным у немцев, по мере возможности пополняли свой 
скудный сухой паек, которого почти не осталось. Особенно удивил нас трофейный 
хлеб, запечатанный в прозрачную пленку с обозначенным годом изготовления: 
1937-1938. Сколько лет хранился, а можно было даже замороженный резать и есть! 
Не сравнить с нашими сухарями. Такое же удивление вызывал у нас какой-то гибрид 
эрзац-меда со сливочным маслом в больших брикетах. Бутерброды из этого хлеба с 
таким медовым маслом были как нельзя кстати и оказались довольно сытными. 

В продовольственных трофеях встречалось и немало шоколада, который тоже хорошо 
подкреплял наши вконец ослабевшие от физического и от нервного перенапряжения 
силы. 

Много было непредвиденного и неожиданного, но потерь у нас почти не было. На 
волокушах везли раненых, которые не могли ходить, да несколько убитых, среди 
которых был и парторг батальона майор Желтов, погибший во время преследования 
убегавшей группы немцев из той большой автоколонны. 

Это был прекрасный человек (бывший учитель сельской школы) и редкой душевности 
политработник. Такие, к сожалению, в моей длинной армейской службе и в войну, и 
в послевоенное время встречались довольно редко. 

Всего теперь и не вспомнить, но достаточно сказать, что за все эти 5 дней и 
ночей мы не могли нигде обогреться, разве только кое-кому это удавалось 
накоротке у горящих штабов и складов, подорванных или подожженных. Но какой это 
был "обогрев", если нужно было немедленно уходить, чтобы не навлечь на себя 
ответной реакции фрицев. Спать приходилось тоже урывками и только тогда, когда 
ночью на какое-то время батальон приостанавливал движение. Многие умудрялись 
спать на ходу, что мне было знакомо еще по военному училищу. О горячей пище 
даже и не мечталось. 

На пятые сутки комбат передал приказ без крайней необходимости бои не 
завязывать, беречь патроны. 

Наконец войска нашей 3-й Армии перешли в наступление и стали продвигаться 
вперед. В этих условиях нам приходилось маскироваться, чтобы отступающие в 
массовом порядке немецкие части не обнаружили нас, почти без оружия. 

В один из таких моментов невдалеке затрещали пулеметы, стали слышны выстрелы из 
пушек. Один из штрафников, наверное в прошлом артиллерист, закричал 
оказавшемуся в это время поблизости одному из заместителей комбата 
подполковнику Александру Ивановичу Кудряшову: "Товарищ подполковник! Это же 
сорокапятка бьет! Наверное, уже наши наступают!" 

Подполковник решил проверить предположение штрафника, послал его и еще одного 
бойца в качестве то ли разведчиков, то ли парламентеров. Они очень осторожно 
стали продвигаться в сторону стрельбы. Время, казалось, остановилось. Тогда нам 
уже было известно и о "власовцах", и о "бульбовцах" ("бульбовцы" в Белоруссии - 
это почти то же, что "бендеровцы" на Украине). Были опасения, что вдруг 
напоремся на них, а патронов-то у нас нет! 

И вот мы видим вскоре, что наших парламентеров ведут по направлению к нам под 
конвоем не власовцы или бульбовцы, а несколько советских офицеров и 
красноармейцев! Радости нашей не было предела! Все вскочили и бросились к ним, 
к нашим, к своим. Оказалось, они тоже, было, заподозрили нас в причастности к 
тем же предательским войскам. 

Горячие объятия закончились. Командование батальона поговорило с офицерами 
встретившихся нам подразделений. Вскоре и нас ввели в курс боевой обстановки. 
Наша 3-я Армия и ее сосед, 50-я Армия, все-таки прорвали оборону немцев (правда,
 на 2 дня позже намеченного срока) и уже овладели Рогачевом. 3-я Армия очистила 
тогда от противника на левом берегу Днепра плацдарм по фронту 45 километров и в 
глубину до 12. При этом, как указано в книге генерала Горбатова, армия потеряла 
всего несколько человек ранеными, которые подорвались на минах. Вот как о своей 
позиции пишет сам генерал: 

Я всегда предпочитал активные действия, но избегал безрезультатных потерь людей.
 Вот почему при каждом захвате плацдарма мы старались полностью использовать 
внезапность; я всегда лично следил за ходом боя и когда видел, что наступление 
не сулит успеха, не кричал "Давай, давай!" - а приказывал переходить к обороне. 


Так случилось, что только из мемуаров Горбатова я узнал эти подробности. А 
тогда мы еще не знали того, что 24 февраля 1944 года Москва салютовала войскам 
Армии в честь освобождения Рогачева из-под ига оккупантов. А причиной нашего 
неведения стало то, что аккумуляторы раций разрядились, и последние дни связи 
со штабом армии не было. Не знали мы тогда и о том, что был образован 2-й 
Белорусский фронт. В него вошла часть войск нашего 1-го Белорусского, но мы