найти любимого решила... 

Самой лишь девятнадцать лет 

под сердцем первенца носила. 

А мужа много дней подряд 

она средь раненых искала... 

И, оказалось - жив солдат. 

Недаром сердце подсказало! 

Когда взглянула в зеркала 

она, платок с волос снимая, 

Стояла в глубине стекла 

чужая женщина. Седая... 

...Кто-то из друзей шепнул ей тогда, что уже заготовлены похоронка и документы 
о представлении меня посмертно к званию Героя Советского Союза. У меня какое-то 
двоякое чувство возникло от этой вести: и вроде очень приятно, но лучше, уж 
коль остался жив, то прижизненно. 

А если посмертно - то очень достоин этого, хотя и штрафник, капитан Смешной! 
Пусть бы это был за всю войну в боевой истории нашего 8-го штрафбата 
единственный, но показательный случай штрафника-Героя. Своей героической 
смертью, считал я, он это высокое звание заслужил. 

Однако радость переполняла меня не от этого сообщения, а от того, что я жив и 
что третью похоронку на своего последнего сына моя мама не получит, что вот 
этим весенним днем под веселый цокот копыт я еду по дороге, местами густо 
обсаженной цветущими деревьями. Как прошлой весной в Белоруссии. Даже красивее, 
наверное потому, что весна эта, по всему видно, победная! И вообще казалось 
временами, будто нет уже войны, такая благодать! 

Навстречу нам то и дело попадались группы освобожденных из плена, концлагерей и 
фашистского рабства - мужчины и женщины, и даже дети, исхудавшие, изможденные, 
но со счастливыми улыбками и оттаявшими взглядами. Они приветливо махали нам 
руками и кричали слова благодарности. 

По какому-то понтонному мосту переправились через широкую, ныне спокойную гладь 
Одера. И я, наконец, догадался спросить Риту, куда же мы едем, как и где найдем 
свой батальон. Она сказала, что часть дороги ей уже знакома, а потом достала 
карту, которую дал ей Филипп Киселев, наш начштаба. На карте этой жирной 
красной чертой был обозначен (или, как у военных принято говорить, "поднят") 
маршрут до какого-то городка. А там мы должны будем спросить у военного 
коменданта дорогу, если не застанем своих. 

Не буду описывать всей этой длинной дороги, коснусь только нескольких 
примечательных событий на нашем пути. Выехали мы из госпиталя, кажется, 28 
апреля, а батальон догнали к середине дня 1 мая где-то за городом Фрайенвальде, 
в одном из северных пригородов Берлина. 

Почти в каждом доме, да и почти из каждого окна свешивались большие белые 
флаги-простыни в знак безоговорочной капитуляции. На улицах уже появилась 
немногочисленная ребятня, усиленно загоняемая взрослыми в дома, как только 
появлялись наши военные машины, везущие солдат, и другая техника, а тем более - 
танки. 

Иногда попадались и большие колонны монотонно шаркавших ногами, понуро шагавших 
пленных немцев под конвоем советских солдат. Скорбно глядели на эти толпы 
местные жители. Я почему-то не заметил ни одного случая, чтобы какая-нибудь 
сердобольная "фрау" попыталась передать краюху хлеба или картофелину пленному, 
как это бывало, даже под угрозой конвоиров, когда фашисты гнали по украинским 
или белорусским селам наших солдат, попавших в плен. Ну, что же, у каждой нации,
 как теперь принято говорить, свой менталитет, своя широта души. 

В одном месте близ дороги какая-то пожилая немка сторожила нескольких коз, 
пасущихся на первой весенней траве. Среди этих коз Рита заметила маленького, 
видимо недавно появившегося на свет юркого козленка. То ли заговорил 
просыпавшийся в ней материнский инстинкт, то ли ее удивительная тяга к животным,
 но она остановила наш "фиакр", подбежала к этому черненькому созданию и взяла 
его на руки. Немка, охранявшая коз, вначале испугалась, увидев, что солдат в 
юбке подбежал к этому мини-стаду. Но потом, наверное увидев счастливое лицо 
этой юной советской женщины с заметно пополневшей фигурой, поняла ее порыв и