Ввиду признанных преимуществ бризантной перед обыкновенной шрапнелью первая 
партия бризантных шрапнелей была заказана Рейнскому заводу, но посланных в 
Дюссельдорф в 1914 г. двух офицеров для приема заказанных шрапнелей застала 
война: они были взяты в плен, не успев выслать ни одной партии бризантных 
шрапнелей. 

Наиболее действительным средством для поражения укрытого противника являлось 
введение полевых гаубиц, которые при достаточной меткости и дальности стрельбы 
могли поражать укрывшегося противника навесным огнем, а при наличии мощного 
снаряда способны были разрушать закрытия, раскрывать укрывшегося за ними 
противника и поражать его. 

Принятая на вооружение русской артиллерии полевая легкая 122-мм гаубица, 
превосходившая по балистическим качествам полевые легкие гаубицы Германии и 
Австрии (см. табл. 1), в общем удовлетворяла указанным условиям, так как при 
крутизне ее траектории пули гаубичной шрапнели довольно хорошо поражали 
укрывшегося противника сверху вниз, а тяжелые гаубичные бомбы{35} (23,3 кг) с 
мощным разрывным зарядом (4,7 кг тротила) могли разрушать земляные укрепления 
полевой профили. 

Между тем русские артиллеристы недоверчиво относились к полевым легким гаубицам,
 вследствие чего их ввели на вооружение русской армии в весьма незначительном 
числе. Недоверие к гаубицам объясняется гипнозом казавшихся несомненными 
преимуществ 76-мм пушки в маневренном бою. Несмотря на тяжелые уроки 
русско-японской войны, гипноз этот не был изжит в русской армии до начала 
мировой войны под влиянием наступательных тенденций. При этом совершенно 
ошибочно оценивали значение 122-мм гаубиц, будто бы пригодных по 
малоподвижности больше для обороны, чем для наступления, а не наоборот, как в 
действительности следовало оценивать. Упускали из виду, что при наступлении не 
только на остановившегося противника, но и во встречных столкновениях придется 
выбивать противника или из-за укрытий или накапливающегося в складках местности,
 и что для разрешения подобных задач наиболее пригодна именно гаубица, а не 
пушка. 

Система 122-мм гаубицы в общем тяжела (2217 кг в походном и 1 337 кг в боевом 
положении), но в отношении подвижности она мало отличается от полевой 76-мм 
пушки, хотя несколько уступает полевым гаубицам немцев. 

На неудачном разрешении в русской армии вообще вопроса о гаубицах сказалось, 
несомненно, и влияние французов, упорно не вводивших на вооружение своей армии 
ни гаубиц, ни полевых тяжелых орудий. Один из русских артиллеристов, 
пользовавшийся большим авторитетом в Арткоме, много заимствовавший у известного 
в то время французского артиллериста Ланглуа, между прочим писал в 1910 г., что 
введение в артиллерию для поражения укрытого противника полевых гаубиц 
"представляется менее выгодным", чем принятие к полевой пушке особого 
бризантного снаряда, 

"так как орудия навесного действия при стрельбе по целям, не находящимся за 
закрытиями, а также по целям движущимся, уступают пушкам орудиям отлогого 
действия; кроме того, весьма невыгодно иметь в полевой артиллерии орудия 
различных типов"{36}. 

Другой не менее известный и притом отличившийся в русско-японской войне русский 
артиллерист продолжал "не сомневаться" даже в 1913 г., что 

"гаубичные батареи в бою не всегда найдут для себя подходящую работу, и их 
часто будут применять для решения задач тяжелой артиллерии или, что хуже, 
заставлять расходоваться на стрельбу по целям легкой артиллерии"{37}. 

Уменьшение начальной скорости 76-мм легкой пушки с целью получения более крутой 
траектории хотя бы в нисходящей ее ветви, чтобы тем дать возможность 
шрапнельной пуле, так сказать, заглянуть в окоп сверху вниз, считалось 
нецелесообразным посягательством на отличные балистические качества этой пушки, 
являвшиеся последствием ее большой начальной скорости. 

Для русской конной артиллерии была принята та же 76-мм полевая пушка обр. 1902 
г. с несколько облегченным передком, вмещавшим меньшее количество патронов, чем 
в передке легкой артиллерии. 

Система эта была безусловно тяжела для конной артиллерии, обязанной не только 
не отставать от конницы, но в некоторых, правда, редких случаях боевых 
столкновений даже опережать ее. Поэтому еще в 1913 г. решено было перевооружить 
русскую конную артиллерию новой облегченной и более скорострельной пушкой 
Шнейдера, но этому решению противился военный министр Сухомлинов по каким-то 
личным соображениям, почему оно не было осуществлено к началу войны, хотя пушки 
Шнейдера были заказаны (несколько сот экземпляров) Путиловскому заводу. 

По поводу материальной части полевой легкой и конной артиллерии генинспарт в 
своем докладе в начале марта 1913 г. писал, что хотя материальная часть 
"сравнительно в хорошем виде, но в скором времени придется думать о новом