– Просим господина полковника руки в карманы не опускать!

Голос по другую сторону от меня был таким же тихим и деликатным. Очевидно, люди 
из СЭПО не думали, что капсула с ядом относится к области шпионской романтики. 
Я мог принять яд. И они не хотели рисковать.

Паники не было. Была только покорная усталость. Тихо и спокойно мы зашагали к 
машине, ждущей за мостом. Река, мост и тишина – какая мирная, идиллическая 
картина! Но я не видел ее. Мне виделись лишь полные слез глаза моей жены. Я 
думал о том ужасном шоке, который ей придется испытать. И меня охватило горькое,
 неописуемо отвратительное чувство раскаяния. Оно было настолько сильным, что я 
ощутил помрачение.

Не помню, как пересекли реку. Ее спокойное течение осталось позади. Мы шли к 
машине в тесном лабиринте домов, и казалось, что меня ведут по мрачному туннелю,
 не имеющему выхода…

Вряд ли после прочитанного у кого-то еще останутся сомнения в искренности и 
правдивости героя нашего повествования. Но если у некоторых тени предубеждения 
еще не развеялись, то заключительный аккорд послесловия, просто пронзительный 
по своей эмоциональной тональности, наверняка, разгонит их окончательно.

Шенес – это хутор в Викболандет, находящийся в распоряжении криминальной 
полиции. Он красиво расположен на побережье бухты. Солнечный летний день. Я 
смотрю на зеленеющие луга, кудрявые рощи и темную, почти зеркальную поверхность 
воды. На другой стороне бухты поднимается покрытая лесом вершина хребта 
Кольморден. Чудесная картина живой природы. Я только что поставил многоточие в 
последней главе своих мемуаров, и кипа бумаг лежит передо мной на столе.

Почему я написал все это? Ответ, мне кажется, прост: я старый человек, в душе 
которого живет беспокойство. Я не хочу умереть, оставаясь тайной, неким 
презренным вопросительным знаком. Пришло время положить конец слухам и домыслам 
о том, что я сделал и чего не делал. Поэтому перед вами – рассказ моей жизни. 
Поверьте, это не оправдательный документ, а лишь правдивое описание событий, 
как я их помню.

Раскаялся ли я? Сожалел ли, что не прожил жизнь по-иному? Да, безусловно. 
Странно было бы думать иначе. Я навлек беду на себя и стал причиной несчастья 
моих близких. Наши судьбы исковерканы – и моя, и этих невинных людей. Мне 
по-прежнему тяжело нести бремя вины. Впрочем, то, в чем виноват я, можно 
искупить наказанием…

Однажды я уже начинал писать мемуары. Это было во время жесткой изоляции, в 
начале лишения свободы. Откровение, которое я тогда выплеснул, стало жутким 
доказательством того, насколько болен мой мозг после бесконечно долгих 
истощающих страданий. Я сжег все написанное после того, как врачи вернули меня 
к жизни…

Прошло десять лет с тех пор, как меня разоблачили. Сегодня все, о чем я написал,
 уже не выглядит столь мрачно, и все, что раньше казалось важным, унесено 
свежим ветром перемен. Минули времена «холодной войны». Обе великие державы 
заняли позицию терпимости по отношению друг к другу, в то время как более 
совершенные спутники-разведчики эффективно решают проблемы международного 
контроля. Теперь уже взаимоотношения сторон все больше характеризует дипломатия.


Унесло ветром…

Наверно, все авторы мемуаров испытывали это чувство…

Охотнее всего я бы захлопнул дверь за моим прошлым и бросил взгляд в будущее. Я 
хотел бы увидеть конкретно, со всей определенностью: что меня ждет там? Но, 
кажется, только одно можно сказать определенно: меня ждет неизвестность. Я даже 
не знаю, когда буду свободным, и буду ли вообще? Но это больше не мучает меня. 
Человек обладает странным умением приспосабливаться.

Чем я хотел бы занять себя на склоне оставшихся лет? Моего главного увлечения – 
языки и переводы – могло бы хватить на какое-то время. Возможно, я сумею 
написать еще одну книгу. Но в ней уже не будет ничего о реальных событиях. С 
меня достаточно и того страшного чувства, что долгие годы своей жизни я провел 
в двух несоединимых реальностях!

Впрочем, нет никакой необходимости так пристально вглядываться в грядущее. 
Боюсь, что правильный ответ на вопрос о моем будущем очень прост: у меня нет 
его…

На этом можно было бы и закончить рассказ о судьбе видного агента, проделавшего 
громадную, хоть и незримую работу не только во благо нашего отечества, но и 
ради достижения общечеловеческого мира. Но, думается, правильнее было бы 
предоставить слово еще одному потерпевшему – человеку, которому Стиг