И вот строевой смотр. Жара — +40°С. На площадке для построения личного состава 
пыли по щиколотку. Мы в бронежилетах и касках с оружием и рюкзаками, уложенными 
на войну, построились в каре. За нами — наши боевые машины. В центре стоит 
комбат, всю жизнь прослуживший в спецназе. В руках у него флажки.

Если кто-то забыл, напоминаю, что войска управляются «флажком, свистком и 
матом», и неотъемлемый атрибут любого пехотного офицера — флажки. В спецназе 
они, конечно, тоже встречаются, но только на строевых смотрах для того, чтобы 
предъявить проверяющему. Пользоваться ими нам не приходилось.

Именно поэтому командование отряда нас — а мы своих бойцов — перед смотром 
заинструктировали «до слез»: «Комбат флажки поднимет — все по машинам. Поднимет 
и опустит — все к машинам». Других команд с флажками ни мы, ни наш комбат не 
знали...

Кто бы знал, какая это мука — влезать в люк БМП в бронежилете и каске с РД-54 и 
с оружием, выполняя при этом временной норматив. Впрочем, вылезать еще хуже. 
Проделав это раза два или три и пролив первую кровь на Афганской земле, 
ободравшись о броню, мы снова построились у машин. Генерал удовлетворенно 
хмыкнул и решил перейти ко второй части шоу под общим названием «что у вас, 
ребята, в рюкзаках?».

Я был командиром второй группы первой роты и поэтому генерал подошел именно ко 
мне. Это такой хитрый финт проверяющих. Они, наверное, думают, что в первой 
группе служат лучшие из лучших и поэтому — бац! — и «внезапно» проверяют вторую.
 Мы выложили перед ним все, что лежало у нас в ранцах: по полтора боекомплекта 
патронов и гранат, сигнальные средства, средства связи, одним словом, все, что 
нормальный человек берет с собой, собираясь автономно выполнять боевую задачу в 
течение трех-четырех дней. Вопреки нашим ожиданиям, его внимание не привлекли 
ни патроны, ни гранаты. Потоптавшись возле одного из бойцов, генерал вдруг 
изрек: «Боеприпасы и все прочее, это хорошо. Вижу фляжку комбинированного 
котелка и еще две полиэтиленовые. А где же у вас, товарищ солдат, сам котелок с 
поддончиком? Из чего вы в засаде есть будете?». Боец от этого вопроса впал в 
состояние, близкое к коматозному. Я решил вступиться за него: «Товарищ генерал, 
у нас специальные сухие пайки, чтобы не нести лишнего, мы едим прямо из банок». 
Генерал меня не дослушал: «Какие сухие пайки, комбат? Вы что, в засаде горячего 
совсем есть не будете? Необходимо продумать вопрос обеспечения засады горячей 
пищей!». После этого предложения комбат, как и я, был в шоке, но моя физиономия,
 по которой блуждала идиотская улыбка, видимо, была выразительнее его. Поэтому, 
увидев ее, генерал вспылил:

— Вы чему улыбаетесь, товарищ лейтенант? — вопрос был излишним, так как генерал,
 видимо, читал мысли.

— Вы думаете, я не знаю, что такое СПЕЦНАЗ? — мне хотелось утвердительно 
кивнуть. Но генерал опередил меня, снова продемонстрировав свои экстрасенсорные 
способности.

— Знаю! Поиск, налет, засада, наблюдение.

Этим он нас окончательно сразил. Но и это было еще не все.

— А где у вас полотенце, мыло, зубная паста, зубная щетка? Вы что же, в засаде 
и умываться не будете? Не готовы! — бросил генерал и ушел. Комбат стоял, как 
громом пораженный. Мне захотелось вывести его из этого состояния. Я подошел и 
спросил:

— Геннадий Леогенович, а бирки какого размера делать?

— Какие бирки, — не понял он.

— Ну, как какие? — искренне изумился я. — «Пункт мойки котелков», «Пункт выдачи 
горячей пищи», «Засада. Хозяйство лейтенанта Козлова», «Осторожно! Мины!».

— Пошел на х..! — вышел из оцепенения комбат, плюнул и ушел.

* * *

Нет, Вы не думайте, на войну нас пустили и долг, кем-то занятый, наш отряд 
афганцам вернул сполна. Но с тех пор я ни чему не удивляюсь, ибо знаю — 
спецназом руководит Генеральный Штаб.




С. Козлов

Они были первыми