день вызывался на допросы, и все свежие новости доходили до камер именно через 
него и от него. Каждое возвращение Холодова с допроса ждали как пришествия 
Христа:

— Что же скажет он на этот раз?

В один из вечеров Холодов принес новость:

— Приехали родители!

Приехали мамы и папы за своими великовозрастными детьми. Среди пленных стали 
поговаривать об освобождении при помощи родителей. Боевики достигли своего: 
встреча с родителями широко освещалась корреспондентами. Слезы, слезы, слезы — 
на видеозаписях того времени хорошо видны стыдливые взгляды ребят:

— Простите нас, родители, за доставленные унижения и трудности.

Встреча с родителями, тем не менее, укрепила моральные и физические силы людей. 
Кое-что из продуктов родители смогли привезти. Ведь скудный тюремный паек 
помогал разве что только не умереть от голода.

Тем не менее, Абу Мовсаев заявил, что не сможет отдать детей родителям. Горе 
последних от этих слов невозможно описать. Но разве они могли знать, что 
переговоры об обмене разведчиков на задержанных боевиков, уже давно велись 
между представителями федеральных сил и чеченским руководством, и 
договоренность об этом была достигнута. А родители были нужны лишь для того, 
чтобы лишний раз показать всему миру какие чеченцы великодушные, а российскую 
армию представить «военизированным детским садом». Сказать нечего, 
пропагандистский трюк на грани гениального.

Захлопнулась дверь за спиной майора Холодова.

— Завтра обмен! — сказал он, не скрывая свой радости.

Эта короткая фраза привела пленных в ликование, в эту ночь уже никто не спал. 
Утром всех опять построили во внутреннем дворике, но уже с матрасами и шинелями.
 Заставили все это тщательно вытрясти и вновь занести в камеры. После этого 
всех погрузили в автобус с зашторенными окнами, и он повез разведчиков на 
встречу возвращавшую в жизнь.

Доехав до условленного места обмена, пленных расположили в здании школы. Ждать 
пришлось несколько часов. В это время шли окончательные переговоры и уточнялись 
списки обмениваемых. Неожиданно пленных перевели в подвал для «безопасности», а 
оттуда сразу в автобус. В автобусе на первом сидении сидел командир бригады и 
Ким Македонович Цоголов. Освобождение!

Доехав до моста автобус замер. Через мост переходили в колонну по два, казалось,
 мост будет тянуться вечно. Тяжела дорога из небытия в жизнь. Кто-то плакал...

На другой стороне моста бывшие пленные грузовиком были доставлены на площадку 
приземления к вертолетам. Винты закрутились. Однако одиссея отряда майора 
Иванова не закончилась: в плену продолжал оставаться один человек — майор 
Дмитриченков. Но в спецназе своих не бросают. В апреле 1995 года обменяли и его.


Так закончился один из самых трагических эпизодов армейского спецназа. Эта 
история имела счастливый конец. Поэтому винить в случившемся никого не надо, да 
и не вправе мы это делать. Мне часто приходилось слышать вопросы:

— Почему Басаев в Буденовске и Радуев в Первомайском в плен со своими отрядами 
не сдавались? Хотя против них была брошена вся мощь федеральных сил.

Ответ на этот вопрос прост:

— Для них это была война без правил. А мы пытались воевать, имея в одной руке 
свод законов Российской Федерации, а в другой боевой устав сухопутных войск. 
Это все равно, что играть в футбол по шахматным правилам. Потому и проигрывали. 
А что касается отношения общества к участникам данной истории, то оно будет 
меняться еще не раз. Они будут превращаться то в героев, то в предателей, в 
зависимости от отношения общества к своей армии и к чеченской войне. Но 
остались еще и сами участники этих событий, один на один со своими 
воспоминаниями. Днем они говорят себе:

— Всё! Забыли, перелистнули!

Но ночью, в кошмарных цветных снах, опять приходят горы, плен, допросы, Абу 
Мовсаев, и то, как они копают себе могилу... Но не копаем ли мы все сейчас одну 
большую могилу? Спецназу, армии, стране... Не находимся ли мы все в плену? 
Плену собственных заблуждений, полагая, что все это никогда больше повториться 
не может? Может. Потому, что чеченская война еще не закончилась, она просто