служивший в спецназе, забивать голову разными «если», видимо, не привык.

Сначала все шло хорошо, но вот однажды утром в солдатском туалете нашли 
повешенного бойца, который, не вынеся «тягот и лишений воинской службы», 
наложил на себя руки. Смена дежурных производилась в девять утра, когда все 
офицеры уже стояли в строю. К несчастью, познания и старого и нового дежурного 
в украинском ограничивались переведенной записью в инструкции. Спросить было не 
у кого. По-русски докладывать нельзя, но как-то ведь надо. Первая часть рапорта 
прошла отлично, а вот когда возникла необходимость по-украински произнести «за 
исключением» и далее изложить суть происшествия, возник непреодолимый языковый 
барьер. Но ведь не зря в частях специального назначения изучали иностранные 
языки. Доклад был произведен на наречии из смеси всех в какой-то степени 
известных языков, которое должно было заменить язык Великого кобзаря. 
Естественно, что Якубец из этого рапорта даже и предположить не мог, что у него 
в части ЧП и спокойно разрешил офицерам смену. Подивившись такой выдержке 
командира, они пошли каждый по своим делам, один сдавать оружие, другой нести 
службу. Спустя пару часов из штаба Одесского округа раздался звонок. Начальник 
разведки, уже «обласканный» начальником штаба, на чистом русском языке с 
использованием идиоматических выражений интересовался, доколе это будет 
продолжаться и почему своевременно не доложили. Бедный Якубец не знал, что 
сказать, так как вообще не понимал о чем речь.

Дело в том, что командир после доклада дежурных должен звонить в округ и 
докладывать, (желательно) о том, что «в бригаде все спокойно». Что и было 
сделано. Но, по старой коммунистической традиции, его доклад по-русски 
дублирует начальник политотдела, которого его подчиненные своевременно 
проинформировали также на чистом русском языке. Информация из политуправления 
округа попала к командующему, где высекла гром и молнии, вызвавшие целую лавину 
негодования и взысканий, которая росла по мере достижения адресата.

Конечно, дошло дело и до дежурных, которых также по-русски спросили:

— Поч-ч-чему не доложили?!

— Мы докладывали, — ответили дежурные.

— Как это докладывали? — заорало вышедшее из себя начальство.

— Как сумели, так и докладывали, — потупясь, ответили дежурные.

С тех пор в части рапорты и доклады производились по-русски, пока все офицеры 
не «дошли до полной учености». 




С. Колосов

Восток — дело тонкое



Таджикские заметки командира отряда




Из битвы в драку


Осень 1992-го наш батальон встречал в «битве за урожай». В конце сентября 
телефонным звонком вызвал меня начальник штаба бригады и поручил возглавить 
колонну машин — к завтрашнему дню батальон должен быть в ППД. Я понял, что 
намечается что-то серьезное. Через сутки батальон был в части. Здесь стало 
известно, что нас перебрасывают для выполнения ответственного задания. Куда мы 
готовим людей, для каких задач — не знаем. Вышестоящее командование, похоже, 
тоже в неведении. В войсках царит рабочее возбуждение. Это тот миг, когда 
каждый офицер, прапорщик, солдат по-своему осознает: наступило время, когда 
твои навыки затребовала страна. Ни с чем не сравнимое чувство собственной 
нужности порой выше любых наград.

Последнего солдата в строй батальона поставили за 15 минут до начала движения 
колонны на аэродром. Около 22 часов трогаемся, к 5 утра на аэродроме. Предстоит 
еще выдача личному составу боеприпасов, бронежилетов и другого имущества. К 7 
часам утра командиры рот и взводов завершают организацию учета и подготовку 
корабельных списков. Все труды заканчиваются строевым смотром. Нет только 
задачи. Но это дело наживное.

Наконец поступила команда на погрузку техники и личного состава первого 
батальона из двух. Начинается дождь, но это не мешает нормальной работе.