министру юстиции. Батюшин, который имел все это дело, теперь сам пришел к Анне 
(Вырубова, фрейлина императрицы), чтобы просить, чтобы дело было прекращено, 
так как он, в конце концов, понял, что эта грязная история, задуманная другими, 
чтобы повредить нашему другу Питириму и др., — это все по вине толстого 
Хвостова. Генерал Алексеев узнал об этом позже через Батюшина. Иначе через 
несколько дней начнется следствие, и могут быть очень неприятные разговоры 
опять все сначала, и вновь поднимут этот ужасный прошлогодний скандал. Ну так, 
пожалуйста, сразу, без задержек, пошли бумагу о Мануйлове Макарову, иначе будет 
слишком поздно».




Это письмо императрицы указывает ясно на ту тесную связь, которая существовала 
между генералом Батюшиным, Монасевичем-Мануйловым, Распутиным и Вырубовой. При 
этих условиях Батюшин мог игнорировать любого министра, что он и делал, так как 
фактически он располагал «высочайшими повелениями». Насколько императрица 
относилась доброжелательно к просьбам своих друзей — Вырубовой и Распутина, 
показывает выдержка из ее письма от 15 декабря 1916 года из Царского Села к 
императору Николаю II:





«Я так тебя благодарю (и Аня тоже) за Мануйлова, представь себе, милый, Малама 
в пять часов вчера сказал, что от тебя нет бумаги (курьер приехал утром), так 
что мне пришлось телеграфировать. Собрались поднять целую историю, примешав к 
ней целый ряд имен просто из гнусных соображений. И очень многие предполагали 
быть на суде. Еще раз спасибо, мой дорогой».




Эта переписка указывает на те приемы и ходы, какими генерал Батюшин пользовался 
для достижения своих целей…

Вскоре вслед за этим был уволен министр юстиции Макаров, как об этом и заявлял 
Монасевич-Мануйлов при его аресте. Тем не менее, в феврале 1917 года, когда 
Распутин был уже убит, при министре юстиции Добровольском, государь взял 
обратно свое повеление о прекращении дела Монасевича-Мануйлова. Петроградский 
окружной суд, под председательством Рейнбота, рассмотрел дело о шантаже, 
возбужденное против Монасевича-Мануйлова, и присяжные заседатели вынесли ему 
обвинительный вердикт с отдачей его в арестантские роты, с лишением прав 
состояния. Это было уже накануне революции. Интересен тот факт, что 
Монасевич-Мануйлов состоял, как мы уже выше говорили, секретарем Председателя 
Совета Министров Штюрмера, являлся в то же время сотрудником «Нового времени», 
Охранного отделения, осведомителем комиссии генерала Батюшина, а также членом 
революционных организаций. Благодаря этому последнему обстоятельству, 
Монасевич-Мануйлов, а затем также и генерал Батюшин, когда также был арестован, 
имели горячего защитника в лице В. Л. Бурцева.

Дело Монасевича-Мануйлова было первым большим ударом для генерала Батюшина и 
его комиссии, так как один из главных ее участников был изъят из обращения. В 
это же время выбыл из строя и Распутин. Генерал Батюшин, вызванный в суд в 
качестве свидетеля и призываемый к порядку председательствующим Рейнботом, во 
время слушания дела также почувствовал, что почва под его ногами уже шагается. 
В это время и дело сахарозаводчиков не сулило для генерала Батюшина ничего 
хорошего. Прапорщик Орлов, член батюшинской комиссии, находившийся в это время 
в Киеве, зорко следил за ходом дела сахарозаводчиков. Увидя, что следователь 
Новоселецкий и прокурор Крюков не находят состава преступления в деле 
сахарозаводчиков, он в частной беседе со следователем Новоселецким сообщил ему, 
что по «инициативе военного командования» предстоит издание закона согласно 
которому из имущества, конфискованного у лиц, осужденных за государственную 
измену, четвертая часть будет поступать в пользу открывателей. Этим путем 
прапорщик Орлов думал заинтересовать следственную власть в деле 
сахарозаводчиков. Этот разговор Новоселецкий довел до сведения прокурора 
Крюкова, и впечатление получилось обратное тому, на что рассчитывал Орлов. 
Орлову тогда пришлось привлечь к этому делу военное командование. В сих видах 
прапорщик Орлов телеграфирует генералу Батюшину приблизительно следующее: 
«Чтобы отрезвить прокурора, необходима твоя густая редакция на заключение 
Генерального штаба» — и одновременно сообщает ему о необходимости привлечь к 
делу сахарозаводчиков Генеральный штаб. Генерал Батюшин отправляется в Ставку и 
подает начальнику Генштаба заявление приблизительно следующего содержания; 
«Прошу Генеральный штаб сообщить мне о причинах поражения наших галицийских 
армий и не было ли это поражение следствием спекуляции сахарозаводчиков».

На этот запрос последовал утвердительный ответ от имени Генерального штаба, за 
подписью генерала Лукомского. Этот ответ генерал Батюшин поспешил отправить 
прокурору Крюкову.