Вскоре дела зашли настолько далеко, что уже ко второму числу у полковника не 
было ни рубля на водку, не говоря уже о других расходах. Он взял немного из 
казенных денег, которые были в его ведении. Это уже серьезно! Сорок рублей! 
Теперь придется экономить! Потом еще шестьдесят! Какой вкус у хорошего вина!…

— Подарил бы мне что-нибудь, старая свинья, — потребовала у него как-то кухарка.


— Денег нет, — ответил полковник.

— Возьми еще из казенных.

— Откуда ты знаешь?! И вообще, это неправда! Я оттуда ни копейки не брал.

— Да, как же! Ты каждую ночь, как накачаешься, во сне об этом бормочешь! Я даже 
рот тебе рукой закрывала, чтобы твой ординарец не услышал, какой у него славный 
командир! Ну, так что будешь делать?

Полковник дал ей денег, — разумеется, из казенных.

Неожиданно из Варшавы нагрянула ревизия. Полковник Штейн не знал, что 
предпринять. Если все откроется, — значит, конец карьере. В ужасе он бросился к 
ростовщику, и тот одолжил ему пятьсот рублей.

Ревизия ничего не обнаружила! Счета сошлись! Замечательно! Полковник снова был 
в прекрасном настроении и послал за писарем, чтобы вместе отпраздновать это 
замечательное, по его глубокому убеждению, событие. Писарь, однако, отказался.

— Ты что, подлец, брезгуешь моим коньяком?!

— Никак нет, ваше высокоблагородие, я… я… боюсь, что в городе пойдут разговоры.

— Что еще за разговоры? Какие разговоры? Разве ревизия нашла хоть малейшее 
нарушение?

— Никак нет, ваше высокоблагородие, это кухарка везде распускает сплетни. А по 
ночам, прошу прощения, ваше высокоблагородие, если позволите, слышно, как вы 
бранитесь и кричите…

— Черт с ними! Пей, и пусть эти идиоты из Равы болтают что хотят. Пей! Это все 
враки.

— Я и не сомневаюсь, ваше высокоблагородие, да только мне известно, что в 
Варшаву все время шлют жалобы о ваших попойках, а мне не хочется отправляться в 
Сибирь из-за того, что я с вами пью.

Вышвырнув за дверь жалкого труса, полковник послал за кухаркой, отругал ее, 
запретил распускать сплетни и пообещал новую шубу. И тут вдруг раздался звонок 
в дверь!

Так поздно!

— Иди посмотри, кто это. Меня ни для кого нет дома. Кого там черти носят?

— Может, это ревизор из Варшавы? Люди говорят, нам лучше бежать отсюда, Иван!

— Открой дверь и впусти его, — приказал полковник. На бедняге лица не было, и — 
что уж совсем не пристало солдату — он дрожал.

Кухарка впустила мужчину лет тридцати — чисто выбритого, не очень высокого, но 
весьма привлекательного. Это был Арнольд Барт.

— Вы по какому делу? — спросила кухарка за дверью.

— У меня частное дело к господину полковнику. Я от Заллера.

Ага, Заллер — это ростовщик. Должно быть, он хочет получить свои пятьсот рублей.
 Выставить его вон? Срок уплаты истекает только через два месяца. Но, может 
быть, лучше с ним договориться? Да, так будет лучше. Это будет по-умному.

— Заходите, пожалуйста!

Арнольд Барт вошел в комнату. У него были отличные манеры. Он низко поклонился, 
как бы извиняясь за сам факт своего существования!

— Садитесь, герр Барт, и рассказывайте, что вас ко мне привело.

— Мы одни?

— Можете говорить свободно. Не желаете ли водки? Ваше здоровье! Сигару? Огня?