нам два одетых в форму казака.

— Consomme en tasse? (Чашку бульона?).

— Скажите мне, — спросил великий князь, — как вы собираетесь вести дело против 
этих бандитов?

Я коротко посвятил его в свои планы. Провести расследование в Тифлисе, 
перекрыть все лазейки, допросить караванщиков, разоблачить всех сообщников и 
устранить нанесенный ущерб.

После консоме (бульона) подали риссоли (пирожок с мясом), квас, черный хлеб. 
Водку не пили, хотя соблазнительная бутылка стояла на столе.

Я передал великому князю копию своего пятнадцатистраничного отчета. Он имел 
полное право быть в курсе происходящего, ведь именно он нес ответственность за 
ту территорию, где орудовали контрабандисты. К тому же было похищено кое-что из 
его собственных запасов.

Через двадцать минут аудиенция закончилась. Великий князь, прощаясь со мной, 
очень любезно попросил меня:

— Займитесь этим, мой дорогой друг. Я рад, что прислали именно вас! Нам здесь 
очень нужна твердая рука!

Я без промедления продолжил свое путешествие в Тебриз, к наследнику шаха. Мои 
попутчики тут же переполошили весь город, и по нему со скоростью лесного пожара 
разнеслась весть, что прибыл царский посол.

Мой первый визит был к российскому консулу, который предложил мне остановиться 
в его доме. Это было как нельзя более, кстати, потому что другие здания имели 
вид не очень привлекательный. Не успел я привести себя в порядок, как к дому 
подкатил шикарный, запряженный четверкой лошадей экипаж персидского губернатора.
 Это был невероятно старый маленький человечек, одетый в парадный мундир, на 
котором красовалась большая звезда — высший орден государства. Консул 
представил меня ему, и я подумал про себя, какие препоны готовит на моем пути 
правительство Персии. Конечно, я был русским судебным следователем, прибывшим в 
Тебриз с единственной целью — потрудиться на благо своего государя. Не было ни 
договоренностей с местными властями, ни согласия их правительства. Но старого 
перса привели сюда совершенно иные заботы!

— Какая форма будет на мне?

В каком мундире я приеду завтра утром на аудиенцию к наследному принцу, я 
объяснил ему через консула, который выступил в роли переводчика (у меня с собой 
была только поношенная полевая форма). «В таком случае, — заявил губернатор, — 
наследный принц тоже наденет поношенную полевую форму. Итак, завтра утром в 
одиннадцать».

На следующий день без десяти одиннадцать к российскому консульству подъехала 
необычная кавалькада. На козлах роскошного экипажа сидел казак, а рядом с ним 
ливрейный лакей размахивал национальным флагом России размером с большую 
скатерть. Оба были одеты в великолепную форму. Еще двое верховых казаков ехали 
впереди, двое — с правой и двое — с левой стороны экипажа. Чего, скажите, еще 
желать! Мы галопом промчались по узким улочкам города, через базарную площадь, 
где сотни странного вида людей с крашеными волосами и бородами, сидя на 
корточках у лотков и жаровен, предлагали свой товар.

С дикими воплями казаки расчищали путь нашему экипажу, и мы неслись во весь 
опор мимо бесчисленных верблюдов и ишаков на встречу с наследным принцем. Его 
дворец сгорел. (А жаль, ведь при нем был гарем!) Теперь он временно проживал в 
маленьком и скромном доме.

Мы прибыли к месту назначения, и кавалькада остановилась перед крошечным 
домиком. У входа нас ожидал оркестр из десяти музыкантов, одетых в форму, 
которая ужасно напоминала форму российской полиции с той лишь разницей, что ее 
украшали лампасы, как у генералов! Был и дирижер, почтенный старец, который 
размахивал огромной дирижерской палочкой. Когда мы выходили из экипажа, оркестр 
грянул марш Петра Великого. Прелестный знак внимания! На террасе нас ждал 
человек в невообразимо древнем мундире с зеленой лентой через плечо и 
сверкающим орденом Льва и Солнца! Это был церемониймейстер. Консул послал со 
мной своего переводчика, я представился и выразил признательность за оказанный 
прием. С большой торжественностью нас провели через комнату, напоминавшую 
караульное помещение, такой она казалась убогой и запущенной. Ужасные стулья, 
старый ковер, грязные окна! У двери в немом приветствии застыла пара слуг 
весьма преклонного возраста, с тщательно расчесанными бородами, в белых носках 
и башмаках. С подобающим достоинством они проводили нас в следующую. Там нас 
встретил еще один человек, обходительный, с привлекательной внешностью и 
изысканными манерами, в модной визитке. Он говорил по-немецки, по-русски и 
по-французски и приветствовал нас на всех трех языках. Это был придворный врач.