финнов в Ленинграде окончательно расположили ко мне Орлова, и он, наконец, 
посвятил меня в тайны своей фабрики фальшивок. Орлов познакомил меня с 
Павлуновским-Сумароковым и предложил мне принять участие в изготовлении 
материалов, «подрывающих деятельность большевиков за границей».

Орлов показал мне свою картотеку, угловые штампы, печати и дубликаты наиболее 
громких фальшивок («Письмо Коминтерна», директиву о взрыве собора в Софии и др.
). Я сперва сделал вид, что отказываюсь от этого дела, так как вижу в нем 
только нечистый способ зарабатывать деньги и по сути дела дезинформировать 
иностранные разведки.

Орлов же горячо доказывал мне, что фальшивки являются мощным оружием для 
подрыва и компрометации деятельности советских органов за границей и борьбы с 
коммунистическими партиями. Так, он вспомнил аресты болгарских коммунистов, 
спровоцированные фальшивкой о подготовке взрыва собора в Софии, налет 
английской полиции на Аркос и немецкой полиции на торгпредство в Берлине, чему 
также способствовали антисоветские фальшивки. При этом он намекнул, что 
иностранные разведки не особенно проверяют «подлинность документов». Главное, 
чтобы они были на высоте по качеству и по содержанию.

Из дальнейших разговоров выяснилось, что материалы Павлуновского-Сумарокова 
устарели и «дело» надо было оживить. Мои связи «по ту сторону» и мои материалы 
могут очень помочь им. Орлов начал меня уговаривать, чтобы я в загримированном 
виде, в красноармейском шлеме и гимнастерке со знаками различия дал себя 
сфотографировать. Эту фотокарточку Павлуновский покажет сотруднику 
рейхскомиссариата Зиверту, заявив, что это его, Павлуновского, приятель, 
приехавший в командировку в Германию из Москвы и у него можно купить 
«большевистские документы». Дело было рискованное, но, посоветовавшись с 
товарищем, сменившим на связи со мной товарища Игоря, я согласился на это.

Но Зиверт, не удовольствовавшись этой фотокарточкой, по указанию своего 
начальства, потребовал от Павлуновского устроить свидание с его «большевистским 
другом», то есть со мной. Это было уже совсем рискованно, учитывая мой рост и 
фигуру. Но пришлось пойти и на это. Тщательно загримированный, поздно вечером, 
вместе с Павлуновским я встретился с Зивертом. Быстро договорившись о продаже 
документов, я ушел. Однако, как говорится, я еле ноги унес, так как заметил, 
что Зиверт пришел не один, а с двумя агентами полиция, наблюдавшими за встречей.
 Я быстро вошел в знакомое мне кафе, прошел в уборную, снял грим и через черный 
ход вышел на улицу, вскочил в такси и уехал домой.

После этого я завоевал у Орлова полное доверие. Он уже стал иногда оставлять 
меня одного в своей квартире, и я смог снять слепки с ключей от его квартиры, 
шкафов и сейфа. Когда Орлов уехал к жене в свое Мекленбургское имение, я проник 
в его квартиру и изъял материалы, изобличающие изготовление им фальшивок 
(дубликаты, черновики, заготовки, образцы штампов, печатей и т. д.). В 
частности, я изъял заготовки фальшивок, «изобличавших» американских сенаторов 
Бора и Норриса в получении денег от Советского правительства.

Провал произошел в конце сентября 1928 года. Связь была прервана почти на месяц.
 В Берлин приехал товарищ Виктор Смирнов, который сообщил мне о провале и 
необходимости незаметно выехать из Германии в Советский Союз. Я и без того 
почувствовал провал, так как за мной неотступно ходили два шпика, что было 
нетрудно заметить.

Некоторое время я должен был, не проявляя беспокойства, встречаться со своими 
знакомыми в эмигрантских кругах и готовиться к отъезду. Орлов ничего не знал о 
провале, так как уехал в имение и, видимо, немецкая полиция его еще не 
информировала об этом.

В конце октября товарищ Виктор передал мне документы на имя советского 
гражданина Сидорова с выездными визами (на меня и мою жену). С этими паспортами,
 уйдя от наблюдения агентов полиции, я выехал в Гамбург, потом сел на пароход 
«Герцен». На нем прибыл в Ленинград. На этом и закончилась моя работа по 
заданию советской разведки, продолжавшаяся семь лет, с 1922 по 1928 год.

Между тем в Берлине произошли события, имевшие непосредственное отношение ко 
мне и возможностям дальнейшего использования меня на работе за границей. В 
начале 1929 года на основании заявления корреспондента американской газеты 
«Нью-Йорк Ивнинг пост», известного американского журналиста Артура 
Книккербокера-младшего, немецкая полиция вынуждена была арестовать Орлова, 
Павлуновского-Сумарокова и его сожительницу, агента немецкой полиции Дюммлер, 
барона Кюстера, полковника Кольберга, в общем, всю шайку Орлова. Им 
инкриминировалась попытка продать Книккербокеру фальшивое письмо о получении 
американскими сенаторами Бора и Норрисом денег от Советского правительства за 
то, чтобы эти сенаторы выступили за признание Соединенными Штатами Советского 
правительства и установление дипломатических отношений.

Заготовки и черновики этих писем вместе с другими изобличающими Орлова 
материалами были, как указывалось выше, изъяты мною у Орлова незадолго до 
провала. Произошел грандиозный международный скандал. Вся международная пресса