свой «У-2», отгонял мотор и еще в совсем ненадежную погоду, усадив в кабину 
своего седока, взлетел, отчаянная голова, и тут же скрылся в дымке, держа курс 
на запад.

Жалко было расставаться с Евгением Алексеевичем. Это был на редкость интересный 
человек – образованный, развитой, нестандартный. С ним мы увиделись через 
многие годы на очередной врачебно-летной комиссии в Центральном авиагоспитале, 
где он работал главным терапевтом.

Только в начале февраля стал прорисовываться тотальный антициклон.

Командир корпуса генерал Логинов собрал командиров полков, эскадрилий с их 
штурманами и на своем КП в Андреаполе провел тщательный розыгрыш предстоящего 
полета. С еще большей детализацией была проведена проработка задания в полках – 
все-таки удар по столице, да еще такими крупными силами.

К вечеру 6 февраля поднялись в воздух. Мороз был крепок, а на высоте полета – 
под пятьдесят. Моторы при наглухо закрытых «юбках» еле удерживали минимальную 
температуру головок цилиндров. Порой приходилось манипулировать шагом винта и 
углом атаки самолета, чтоб не застудить их окончательно.

Хельсинки встречали нас еще с моря. Там уже шла бомбежка. Над портом и городом 
густо висели САБы, а под ними, с невероятной плотностью, будто сыпавшиеся из 
прорвы, рвались бомбы. Значит, и самолеты ходят толпой – не встретиться бы с 
соседями. Целей было много – заводы, станции, казармы, склады... У каждого 
полка своя точка прицеливания. Дымы заволакивали огромный массив, закрывали 
город. Под ними багровели пожары, сверкали взрывы. Снизу к нам пробивались 
прожектора, но, видимо, дымы и САБы застили им глаза, потому что шарили лучи по 
небу как сослепу, зато зенитки, хоть и невпопад, били со всей возможной яростью,
 устилая разрывами наши пути к целям. Самолетов было так много, что снаряды 
иной раз находили их и на ощупь, но, когда удавалось в кого-нибудь вцепиться 
прожекторам, начинался форменный расстрел. Без потерь не обошлось. Видно, в 
Хельсинки ждали нашего удара и отпор приготовили крепкий.

Петя Архипов с ходу вывел машину на верфь, сбросил бомбы, целясь в пожары, и мы,
 в окружении густо рвущихся рядом с нами снарядов, но не задетые ими, выбрались 
на свободу.

В ту пору кое-кто изрядно подморозил ноги. Да и не удивительно: унты с ног 
почти не снимались – в них ходили, в них летали. Накопившуюся влагу досуха 
просушить было негде, и на пятидесятиградусном продире пропитанные потом 
войлочные стельки уже не держали. Но меня мороз не пронял, поскольку носил я 
старые растоптанные унты, а новые, сухие, идя на аэродром, вешал через плечо и 
обувал на крыле.

Прихватило в первом полете и Петины ноги. Он хотел было этим пренебречь и 
пуститься во второй, но Федя Горбов его придержал. Пришлось искать другого 
штурмана. Нашелся Кирилл Дубовой из экипажа Николая Стрельченко. У Коли тоже 
припухли пятки и пальцы – лететь он не мог и, уступив мне штурмана, машину 
передал резервному экипажу.

На взлет пошли за полночь. Первым в ноль тридцать взлетел, конечно, Нестор 
Крутогуз. Он просто скрипел зубами, если кто-то опережал его, хотя сейчас 
головное место принадлежало ему по праву, поскольку в люках он нес ФОТАБы и 
обязан был с двух заходов – с первого в начале и со второго в конце удара – 
сфотографировать район порта.

Огни пожаров Хельсинки были видны от самого Чудского озера, через которое мы 
шли, держа курс на город. На этот раз удар был немного растянут и потому 
казался чуть пожиже, но суммарной силой он не уступал первому. Все так же 
неутомимо и грозно отбивалась ПВО, и не впустую – в тех налетах были сбиты 
экипажи Дубицкого и Паукова. Несли потери и другие полки.

Кирилл Семенович выложил бомбы и вывел на обратный курс, но дома сесть не 
удалось, по радио пришла команда: посадка в Едрове.

Самолетов и народу привалило сюда видимо-невидимо: под утренним туманом 
аэродромов оказалось немало. К полудню улететь удалось немногим, а наши Баталы 
все еще закрыты и пока к себе не берут, но обещают через полчаса расползание, а 
там и ясную погоду. Так чего тут сидеть, толкаться в этом базаре? Пока долетим 
– аэродром и откроют. Небольшой группой – экипажей пять или шесть – снимаемся с 
Едрова и тянем на Баталы. За нами в хвосте увязался Крутогуз. Чувствует в себе 
парень набухаюшую силу и не только требует признания равным с самыми опытными, 
а старается во всем обойти их, обштопать, почти бравируя своей лихостью и 
бесстрашием, еще не замечая, что все самые смелые и на вид отчаянные и есть 
самые осторожные, расчетливые. Мне не раз приходилось его осаждать, а за 
нарочитую демонстрацию «своих возможностей» на проверках техники пилотирования 
снижать оценки.

Прибыв в полк старшим сержантом, Нестор ходил уже в офицерском звании и носил