окружающие ориентиры – сомнений быть не могло: перед нами та самая рощица, где 
должны стоять танки. Но там ни малейшего признака жизни... Вот-вот подойдут 
наши бомбардировщики, а цели нет. Нервы на пределе. Ругаюсь и уже ничему не 
верю. Теряю высоту, кручусь над рощицей. Не сводя с нее глаз, хорошо различаю 
кроны деревьев, но под ними – мертво. Роща молчит, окутываясь вечерним мраком, 
будто погружаясь в ранний спокойный сон. Не бросать же РРАБы в эту тихую 
благодать, приют умиротворения и покоя. «Мало ли что бывает, – подумалось, – 
могли и на этот раз напутать разведчики, или танки в предчувствии удара снялись 
да ушли».

– Неженцев, – вызвал я стрелка-радиста, – приготовь-ка свою бомбу!

Иван Лаврентьевич подправил курс к центру предполагаемой цели, и бомбочка, по 
его команде, так, на всякий случай, скользнула вниз.

Боже, что началось! Я аж задохнулся. Было такое состояние, будто ухнул нечаянно 
в ледяную прорубь. Из этой рощи в одно мгновение лавиной взметнулись к нам 
десятки пушечных трасс, густо окутав машину пчелиным роем малокалиберных 
снарядов.

– Уходи, Вася, уходи скорее! – кричал Лаврентьич.

А «Вася» и без того уже мотал во все лопатки из этой чертовой купели. Ну, 
собаки, так и сожрать могут! А душа у немцев все-таки дрогнула – не вынесла 
одной несчастной бомбочки!

РРАБы сбрасывать нельзя: высота для них слишком мала, не успеют раскрыться. 
Набираем законные 1500 метров и уже в потоке подоспевших самолетов разделываем 
танковое обиталище. Хлеставший из него зенитный огонь теперь был хорошим 
целеуказанием для всех.

На наших глазах рощица преображалась: из нее валил дым, вырывались языки 
пламени, вспыхивали взрывы. Ко второму заходу заметно оскудел пушечный 
фейерверк, а зажигательные бомбы вызывали все новые и новые очаги пожаров.

Конечно, одним ударом такую цель не возьмешь. Свой визит на Паханок, вперемежку 
с ударами по такой же танковой группировке у деревни Фроловка, под Мценском, мы 
повторили дважды.




Страшнее гроз только грозы




На вражьих тропах. Дом с мезонином. Расстроенный юбилей. Приманки для простаков.
 Пора, брат, пора...

Как ни велика была нужда в ударах АДД по немецким войскам на фронтовых позициях,
 ее «ожидали» важнейшие военные объекты глубокого тыла самой Германии. Мы уже 
сами чувствовали – пора.

Спустя много лет я узнал от Александра Евгеньевича Голованова, что Сталин 
поставил ему задачу нанести удар по Берлину в годовщину нападения Германии на 
Советский Союз (довоенные привычки отмечать юбилеи и праздники «новыми 
достижениями» и «подарками народу» несколько в ином качестве соблюдались и в 
военные годы). Но Голованов доложил, что именно в двадцатых числах июня 
наступают самые короткие и светлые ночи, и нашим самолетам придется 
преодолевать значительные пространства в светлое время суток, чем фашистская 
авиация непременно воспользуется. Голованов просил перенести удар на конец 
августа.

Аргументы были серьезные, и Сталин, поразмыслив, недовольно согласился с ними.

Но, помимо «белых ночей», командующего АДД тревожили и другие проблемы – 
удастся ли достать Берлин с подмосковных аэродромов, найдутся ли поблизости от 
линии фронта аэродромы подскока для тяжелых самолетов, сумеют ли прикрыть 
истребители пролет линии фронта на пути к цели? Вопросов возникло много. Нужно 
было решить их за эти два-три выпавших на раздумья месяца.

Для начала была предпринята целая серия ударов по Кенигсбергу. Чуть позже 
добрались и до Данцига. Большую группу экипажей взяли под особый инженерный 
контроль – изучались удельные расходы бензина, режимы полета и работы моторов. 
Все данные подвергались тщательной обработке: их анализировали, сопоставляли, 
обобщали. В длинном списке подконтрольных экипажей АДД мой – по возможностям 
достижения максимального радиуса действия – оказался пятым, хотя я ни с кем не 
вступал в состязания и особых мер по экономии горючего не принимал. 
Придерживаясь твердых правил для любого дальнего полета, я предпочитал походную,