условиях погоды и времени суток, метко бомбить, преодолевать сопротивление 
противника и уметь изготавливаться для боевых действий в кратчайшее время. Это 
мой долг и командирское кредо. С него я не сползал. Но сколько разного рода 
«мероприятий» навешивалось на это главное дело, в значительной части не имеющих 
к нему прямого отношения! Приказы и директивы, не подкрепленные материально и 
не учитывающие реальные обстоятельства жизни гарнизонов, водопадами 
обрушивались на полки, и, если бы сложить потребное время на их воплощение, не 
хватило бы всей бессонной человеческой жизни. Потому и выполнялись они 
поверхностно, вызывая, естественно, новые их потоки, одновременно, как 
инфекцией, поражая офицеров необязательностью, равнодушием и даже привычкой ко 
взысканиям. Однажды, в преддверии семидесятилетия со дня рождения товарища 
Сталина, с моей учетной карточки, как праздничный подарок, больше напоминающий 
амнистию, приказом по воздушной армии было одним махом списано не то 26, не то 
28 накопившихся за несколько лет взысканий.

Командиры и начальники штабов, клейменные греховными метинами, чувствовали себя 
заложниками старших инстанций, и при малейшем срыве каждого из нас готов был 
беспросветно накрыть накопленный ворох обвинений, хранившихся, до случая, в 
казенных папках.

Не знаю уж, по чьей высокой инициативе, но в боевой подготовке частей Дальней 
авиации стал культивироваться воздушный боевой порядок «строй рой». Так ли 
назывался он у американцев, когда они на своих бомбардировщиках «Б-17» 
совершали групповые челночные рейды в плотных, эшелонированных по высоте боевых 
порядках с аэродромов Советского Союза в районы Южной Италии и обратно, нанося 
по пути удары по немецким объектам, но у нас закрепилось именно это название 
аналогичного построения бомбардировщиков Дальней авиации. Трудно сказать, 
насколько точно был скопирован строй наших недавних союзников, но, преследуя 
при этом главную цель – создать условия высокой концентрации бортового 
оборонительного огня на любом направлении возможных атак истребителей 
противника, – он был вместе с тем невероятно громоздок, неповоротлив и 
совершенно непригоден для полета в облаках. Сколько сил и времени отнимал он 
только на одно построение в единый боевой порядок целого корпуса! Тут сжигалось 
столько топлива, что фактически ни до одной более или менее дальней цели этот 
огромный, плывущий в небе табун дотянуться уже не смог бы.

Мы ждали появления нового самолета, но не предполагали, что им окажется двойник 
американского.

Весной 1945 года, еще до атомных ударов по Хиросиме и Нагасаки, на Дальнем 
Востоке, в районе Приморья, после массированной бомбардировки объектов Японии 
вынужденно села пара подбитых стратегических бомбардировщиков «Б-29». Этот 
неожиданный «дар божий» породил не менее неожиданную идею. Сталин приказал 
трофеи перегнать в Москву, а А. Н. Туполеву – один к одному скопировать 
«американца». Конечно, такое задание чувствительно уязвило Андрея Николаевича: 
крупнейший авиаконструктор, машины которого всегда превосходили все известное в 
мировом самолетостроении, вдруг обязан был взяться за копирование чужой модели. 
В то время он уже вовсю работал над новым четырехмоторным бомбардировщиком 
«Ту-64» с более высокими, чем у «Б-29», летными и боевыми характеристиками, но 
Сталин отверг его предложение и потребовал прежде построить именно копию 
«сверхкрепости».

Задача, как ни странно, оказалась невероятно сложной, но в высшей степени 
плодотворной. Дело в том, что туполевский проект был рассчитан на 
существовавшую в то время и не получившую за годы войны существенного развития 
советскую технологию самолетостроения, а вырвавшиеся вперед в этой области 
американцы, пока шла война, им не особенно мешавшая, владели уже иной, более 
совершенной и перспективной технологией. И действительно, в ходе создания под 
грозным сталинским оком американского двойника в нашей авиационной 
промышленности, да и в целом ряде смежных отраслей технической индустрии, 
произошла воистину грандиозная технологическая революция, форменный прорыв в 
новые области материаловедения, электроники, приборо– и машиностроения, 
позволивший в невообразимо короткое время создать на уровне мировых достижений 
в науке и технике принципиально новые образцы летательных аппаратов, в том 
числе и реактивных, и развивать эту тенденцию дальше.

На подходе виднелась и атомная бомба. Встреча ее с самолетом «Ту-4» была близка 
и неминуема. И хотя носителям атомных грузов дальности полета до вероятного 
противника номер один, сидевшего за океаном, с арктических баз хватало только 
туда, а обратного пути уже не было, верховное руководство, а значит, и нас, 
верных и преданных, это вполне устраивало.

Но главное и самое важное состояло в другом: Соединенные Штаты, к своему 
великому огорчению, утрачивали монополию на безответные атомные удары. 
Шантажировать мир без риска получить ответный ход стало опасно.

«Ту-4» пошел крупной серией сразу на двух мощных волжских заводах.

А нашими полетами в «строю рой» все еще на «Ил-4» преследовалась, вероятно, 
опережающая цель – подготовить летный состав для боевых действий на