Что было  - то было. 308 боевых вылетов
Василий Решетников




Василий Решетников



Что было – то было


В тусклых зеркальцах прошлых дней

С зыбкой точностью отражалась

Жизнь, что, право, куда сложней,

Чем до этого нам казалась.

    Ярослав Смеляков








Элитная сборная




Транзитный, не очень скорый. Берлинский дебют. «Ну, этот – ненадолго»...

Старые пилоты терпеть не могли летать пассажирами. Все им казалось, будто тот 
чудак, что сидит там впереди, за баранкой, не так взлетает, не туда летит. Но 
судьба иногда испытывала их предубеждения. Правда, на этот раз пассажирствующих 
пилотов занимали страсти совсем иного свойства: их вызывали на фронт...

В полумраке огромного, дребезжащего всеми заклепками фюзеляжа, подмяв под себя 
самолетные чехлы, бывалое летное воинство уже не первый день вповалку теснилось 
друг к другу, коротая в неспокойной дреме застывшее время. В кожаных на меху 
пальто-регланах трудно было разобрать их звания, но, скрывая под меховым 
воротником и свои петлицы, я чувствовал себя среди них вполне независимо, 
однако не навязывался ни в близкое соседство, ни в собеседники, интуитивно 
понимая, что в отличие от меня они все-таки старшие и не молодые командиры.

Тяжелый четырехмоторный бомбардировщик «ТБ-3», давно утративший боевую силу, 
шел издалека, от самого Тихого океана, подбирая на попутных аэродромах летчиков 
и штурманов, назначенных в новый, еще формировавшийся ночной 
дальнебомбардировочный полк. Заночевав последний раз на приволжском аэродроме и 
приняв на борт еще двух или трех незнакомцев, наш корабль, наконец, в густых и 
ненастных сумерках ранней, заглянувшей с осени зимы сорок первого года 
загрохотал на снежных застругах посадочной полосы последнего пункта посадки.

Сасово. Рязанщина. Тут и сидел тот самый полк. Пока в старой полуторке мотало 
нас от борта к борту по горбатой, заваленной снегом дороге, город успел 
погрузиться в непроницаемый мрак, и его смутные очертания еле прорисовывались в 
контурах приземистых крыш и высоких заборов. Нельзя было ни рассмотреть, ни 
догадаться – есть ли тут люди, живет ли кто в этих черных домах? Ни огонька, ни 
собачьего лая. Война успела основательно придавить и этот провинциальный 
городок.

Штаб и командирские общежития размещались в небольшой городской школе. В 
классах и коридорах еще висели школьные плакаты, на подоконниках печально 
досыхали комнатные цветы.

Ближе к ночи того же дня нам назначили сбор. Мы с трудом втискивались в 
низкорослые парты, тихо переговаривались, непринужденно знакомились друг с 
другом, но не на равных: слишком разные были у нас «весовые» категории – 
капитаны, старшие лейтенанты. Были и майоры. Все они командиры полков, 
эскадрилий, их заместители. Я младший лейтенант, командир звена.

Как бы стихийно, больше из чувства взаимной симпатии, чем по каким-то другим 
приметам, летчики и штурманы объединялись в экипажи. Ко мне, не будучи 
востребованным другими, присоединился молодой штурман Володя Самосудов – 
высокий, рыженький, интеллигентный.