Он сулил мне через полгода досрочное звание подполковника, а еще через годик – 
третью звезду на погоны. Заманчиво, черт возьми! Но школа – дороже.

Несколько дней я осваиваюсь в новой должности старшего опера. Должностная вилка 
соответствует воинскому званию майор – подполковник (в провинции была бы 
подполковник – полковник). Дипломатический ранг – 2-й секретарь Посольства. А 
ведь летел я в Кабул с визами, в которых значилось, что я слесарь-теплотехник. 
Вот это карьера: за сутки из слесаря до 2-го секретаря Посольства!

По статусу мне полагалась 3-х комнатная квартира и служебная «Волга». Я выбираю 
«УАЗ-469». Получаю квартиру, а вскоре ко мне прилетает супруга.

Коллеги, с которыми мы служили в «Вымпеле» и приехали вместе в Афганистан, 
пытаются выведать, каким образом я вдруг оказался на ступень выше их по 
должности? Я совершенно искренне рассказываю о протекции некоей «волосатой 
руки».

Потом я извинился перед несостоявшимся шефом из Фараха и как мог отблагодарил 
за протекцию, угостив домашним бешбармаком. Дай Бог, свидимся еще.




Глава 2. Школа головорезов



До моего приезда школа уже функционировала. Преподаватели читали курсантам 
лекции, подготовленные в Союзе и переведенные на язык дари. Полевые занятия 
отличались от классных тем, что лекции читались на свежем воздухе. Когда 
предмет исчерпывался, переходили к анекдотам.

Преподавателей десять человек: шесть полковников и четыре подполковника. 
Знакомимся. Один из полковников – авиатор. Прекрасно, прикидываю я, он будет 
преподавать топографию. Однако, авиатор тушуется и сообщает, что служил в 
тыловых подразделениях ВВС. Полковник-артиллерист тоже тыловик, не имевший дела 
с пушками и минометами. Все подполковники тоже оказываются тыловиками, к тому 
же плохо понимающими по-русски! Вот это да!

Курсанты школы спецназа – военнослужащие оперативных батальонов, собранные с 
бору по сосенке из всех провинций, многие неграмотны. Как выпутаться из этого 
положения? У меня нет времени учить отдельно господ офицеров. Значит придется 
учить офицеров вместе с курсантами. Но как заставить аксакалов ходить на 
полевые, не уязвив при этом их гордость? Двое из них выпускники старой доброй 
английской школы: чопорные такие. Один заканчивал нашу Академию имени Куйбышева.


После представления преподавателям, я, скромно потупив взор, начинаю:

– Отцы, по сравнению с вами, я всего лишь майор, без достаточного 
педагогического стажа. Поэтому очень волнуюсь. Завтра первая установочная 
лекция у курсантов нового набора. Прошу присутствовать на лекции и фиксировать 
мои ошибки, чтобы потом вместе разобрать их на педсовете.

Аксакалы важно соглашаются.

На следующий день в классе собрались курсанты. Их еще не успели переодеть в 
военную форму. Разношерстная компания, кто в чалме, кто в тюбетейке. Все 
патлатые, бородатые, в резиновых галошах на босу ногу. Сто пятьдесят пар глаз с 
любопытством уставились на меня. Внимательно вглядываюсь в них. Выражения, в 
основном, враждебно-презрительное. Дело в том, что большинство курсантов 
пуштуны, а я – похожий на хазарейца «монголоид». Это примерно также, как если 
бы в американских южных штатах собрали белых курсантов и приставили к ним 
чернокожего преподавателя.

Аксакалы надувают щеки в первом ряду. Все как один с блокнотами и карандашами, 
готовые фиксировать мои ошибки.

Поднимаю курсанта с нахальными глазами:

– Сколько лет воюешь?

– Четыре года.

– Сколько боевых операций?

– Сто семьдесят две.

Спрашиваю другого. Ответ – шесть лет стажа, двести пятьдесят операций. Поднимаю