марксистско-ленинской теории, он с горечью констатировал:

– В выступлениях именитых теоретиков не содержится ни одной свежей мысли. Мы, 
молодые ученые, объединив усилия, пытались дать бой, но нам не дали слова. Если 
так будет продолжаться еще несколько лет, социализм обречен.

В подразделении обеспечения служили и солдаты срочной службы.

Помню принятие Присяги молодыми бойцами. Новоиспеченные солдаты, вытягивая 
тонкие шеи, старательно печатают шаг по плацу, а их родители изучают трибуну и 
гадают, в каких войсках служит сын? Командир части Эвальд Григорьевич Козлов, 
капитан второго ранга в черной морской форме с «Золотой звездой» на груди. 
Рядом красуются полковник-авиатор и подполковник-пограничник. Командуют парадом 
офицеры с петлицами связистов. А по территории части слоняются расхристанные 
парни в импортных джинсах.

Начальником штаба в «Вымпел» пришел подполковник-пограничник Феликс 
Александрович Макиевский. Как любой кадровый военный, он начал с наведения 
порядка во вверенном хозяйстве. Появился приказ: всем подстричься, побриться и 
облачиться в единую военную форму! Первыми взроптали моряки. Ссылаясь на 
морские привелегии и многозначительно кивая в сторону командира части, они 
отстояли свои бороды и черные мундиры. Один участник Эфиопской кампании по 
кличке «Матрос» даже кобуру с пистолетом носил принципиально морскую: она 
болталась на ремешках ниже колена! Оперативники КГБ заикнулись было, что в 
контрразведке военную форму одевают всего два раза в год: на первомайские и 
ноябрьские праздники. А сотрудники внешней разведки вовсе не имели мундиров, 
шинелей и сапог. Однако начштаба был непреклонен. Тогда «штирлицы» начали 
обсасывать идею как-нибудь заявиться на строевой смотр в американской, немецкой 
или французской форме, поскольку в Уставе не оговорено, что военнослужащий 
обязан носить именно Советскую форму!

Дальше – больше. Начали нас, сугубо штатских, задействовать дежурными по части. 
Представьте себе развод караулов, священный для военных ритуал. А меня смех 
разбирает: стою, ладонь под козырек а на лице идиотская улыбка шесть на девять. 
В полночь – телефонный звонок: дежурный горотдела милиции сообщает, что наши 
офицеры опять устроили дебош в ресторане «Бычий глаз», в данный момент держат 
круговую оборону и сдаваться милиции не желают. Придется вызывать подмогу из 
военной комендатуры.

– Стоп, братан! Никого вызывать не надо. Сейчас приедем, разберемся. C меня 
причитается.

Посылаю помощника на оперативной машине с задачей замять инцидент, дежурного 
милиции отблагодарить, ребят развести по домам, особо нетранспортабельных 
доставить в расположение. Под утро возвращается смертельно усталый помощник и 
заплетающимся языком сообщает, что все в порядке. С чувством исполненного долга 
заваливается на кушетку. В 8 утра прапорщик из КПП сообщает, что прибыл 
командир (в то время командиром части уже был Владимир Александрович Хмелев). 
Положено выбежать на улицу, зычным голосом прокричать: «Смир-р-на!», даже если 
никого вокруг нет, и докладывать. Военные так и делают. Выглядываю в окошко, на 
улице зябко. Зачем командира держать на морозе? Дожидаюсь, когда он входит в 
вестибюль, делаю пару шагов навстречу:

– Товарищ контр-адмирал, за время Вашего отсутствия происшествий не случилось.

Командир морщится:

– Не за время моего отсутствия, а за время Вашего дежурства.

Я возражаю, что дежурство мол еще не кончилось. Командир ехидничает:

– Логика Ваших рассуждений резонна, товарищ майор. Однако рекомендую почитать 
Устав!

Возвращаюсь в дежурку и открываю Устав внутренней службы. Черт возьми, 
действительно, командир прав.

Через полчаса он вызывает на ковер:

– Почему не доложили о ночном происшествии?

– Так мы сами во всем разобрались, зачем было Вас беспокоить по пустякам?

– Ваша инициатива и забота о командире похвальна. Но я обязан знать обо всех 
чрезвычайных происшествиях в части. Понятно?

– Понятно.

Начальник штаба, прослышав об этом диалоге, пришел в ужас. Вскоре нас, 
«пиджаков» перестали назначать дежурными по части.