комсомола было двое: токарь из мехпарка, член КПСС, и я, беспартийный, но с 
высшим образованием. Токарь, зарабатывавший по 200 рублей в месяц, заявил 
членам Бюро райкома:

– Будете кормить мою семью – буду секретарем (зарплата секретаря составляла 90 
рублей). Будете настаивать – вот мой партбилет: можете забрать его себе.

Члены Бюро поговорили со мной. Обещали принять в партию (для совслужащих 
вступление в КПСС было практически безнадежным делом). Я согласился. 
Экономистом я получал 140 рублей, поэтому к моим секретарским 90 прибавили еще 
50 колхозного физрука.

Отправили на двухмесячные курсы во Фрунзенскую зональную комсомольскую школу. В 
столице я забежал в родной аэроклуб, где приняли с распростертыми объятиями. 
Оказалось, в сборной Киргизии не осталось ни одного парашютиста-киргиза. 
Обещали вызвать на летние сборы.




Обмен комсомольских документов


Обмен документов начался со сверки. Комсомольский анекдот тех времен: звонит 
первый секретарь в сектор учета и спрашивает:

– Чем вы там занимаетесь?

– Сверкой, сводкой.

– Водку допить, а Верку ко мне!

В моем хозяйстве числилось 250 комсомольцев. В наличии оказалось около 200. 
Плюс 50 человек, прибывшие из других мест, не снявшись с учета. Затем нужно 
было всех сфотографировать. Из райцентра прислали фотографа быткомбината. В 
первый день удалось собрать около 30 комсомольцев. На второй день 5–6 человек. 
На третий день не пришел никто. Фотограф, приехавший в такую даль (до райцентра 
75 километров), плюнул на все и укатил обратно в город.

Пришлось мне самому вооружиться фотокамерой. Не расставался с портфелем, в 
котором темный пиджак, пара белых рубашек с галстуком и белая простыня. Как 
завижу «объект» комсомольского возраста, сразу к стенке:

– Как фамилия?

Щелк, щелк! Затем проявка пленки, контактная печать. Актив колхозного ВЛКСМ на 
фотокарточках надписывает фамилии. Таким образом, где-то в течение двух месяцев 
я отснял всю молодежь и обменял их документы. Осталось примерно 30 человек, 
выбывших в неизвестном направлении, но числившихся у меня. В других 
комсомольских организациях района были аналогичные хвосты. Так что разыскать и 
сфотографировать их представлялось безнадежным делом. Тогда я прошелся по домам 
беглецов, порылся в их семейных альбомах и отобрал фотокарточки, где они 
запечатлены без головного убора. Аккуратно вырезал их головы, наложил на лист 
белой бумаги и, используя насадочные кольца, сфотографировал. Получились как 
живые! Через несколько дней принес в райком недостающие фотографии. Заведующий 
сектором учета Люба Щичко не поверила такой оперативности, заподозрив 
подтасовку. Поспорили на литр коньяка. Как член Бюро, она лично приехала в 
колхоз вручать билеты. Разумеется, в обусловленный день в клубе никто не 
собрался. Поехали по домам. Вызываем родителей:

– Где Ваш сын (дочь)?

– В городе на учебе (в командировке, на отгонных пастбищах и т. д.)

Люба выкладывает перед ними стопку комсомольских билетов:

– Найдите документы вашего сына (дочери).

Родители безошибочно отбирают комсомольский билет и удивляются:

– Где вы его сфотографировали? Он уже два года дома не появлялся!

Щичко была поражена. Пришлось сознаться и самому поставить литр коньяка.




Информационный голод