– Я пойду первым. Через две секунды иди за мной. Не волнуйся!

Самолет сбросил газ. Серега напружинился, рыбкой выскользнул наружу, в воздухе 
красиво развернулся, лег на спину и поманил меня за собой. Взявшись правой 
рукой за косяк двери, я резко оттолкнулся правой ногой и лег на поток. Слегка 
повернув голову, посмотрел на дверь и, встретившись глазами с инструктором, 
сделал ему отмашку рукой. Он кивнул в ответ: все в порядке…

…Через две секунды меня закрутило. Малейшее движение руки или ноги приводили к 
мгновенному изменению положения тела в воздухе. Меня бешено вращало 
одновременно во все стороны и я никак не мог стабилизовать падение. Через 
несколько секунд, поняв бессмысленность своих потуг, рванул кольцо. Резкий удар,
 я повис под куполом, вернее под квадратной «салфеткой». Решетилов с громким 
шелестом раскрылся чуть ниже, и выписывая вокруг меня круги, приземлился рядом. 
Собрав свой купол, покачал головой:

– Ну ты даешь…

Все спортсмены и инструкторы остро переживали за меня и наперебой давали 
полезные советы. Однако второй прыжок – опять закрутило. Десятый прыжок – то же 
самое!

Я понял, что совершив до этого около сорока прыжков «на веревочку», я намертво 
усвоил вредную привычку через две секунды после отделения от самолета, в 
ожидании динамического удара раскрытия купола, непроизвольно концентрироваться. 
Условный рефлекс, черт его дери! В результате попадал в штопор. Ходил весь в 
синяках от подвесной системы. Но мучительнее были душевные травмы. Неужели я 
такой тупица? И вот однажды, совсем отчаявшись, перед прыжком закрыл глаза, 
расслабился. Покинув борт самолета, лег на поток, широко раскинув руки и ноги, 
начал отсчет. Через четыре секунды обратил внимание, что падаю стабильно. 
Открыл глаза. Я переборол себя! Это было неописуемое блаженство – уметь 
управлять своим телом во время свободного падения!

Мне дали более совершенный купол Т-4-4м. Сейчас понимаю, что если бы я перешел 
на ручное раскрытие не на сороковом, а начал уже где-то на пятнадцатом прыжке, 
видимо удалось бы избежать ошибок, одна из которых чуть было не стоила мне 
жизни на очередных сборах в 1976 году.

Что мне дал парашютный спорт кроме чувства «глубокого морального 
удовлетворения»?

Во-первых, собранности. Признаюсь, я никогда особенно не отличался 
аккуратностью и собранностью. Парашютизм, если и не устранил совсем, то в 
какой-то мере сгладил этот недостаток.

Инструкторы с нами особенно не церемонились. И не прощали даже малейших ошибок. 
Допустим, привязал контровку чеки прибора КАП-3 не «восьмеркой». Инструктор 
выдергивает чеку: трещит прибор, щелк! Ранец раскрывается, купол вываливается 
на землю. Все, собирай по новому. Ребята уходят в воздух а ты сопишь над 
укладкой.

Во-вторых, когда в 1982-м году в КГБ Киргизии решался вопрос кого отправить на 
учебу в школу диверсантов, мои 80 прыжков произвели впечатление на начальника 
республиканской разведки Эрика Чинетова. И он остановил свой выбор на моей 
кандидатуре. Значит и в «Вымпел» я попал благодаря парашютному спорту.




Глава 7. Экзамен по истории КПСС


На втором курсе я завалил экзамен по истории КПСС и полгода не получал 
стипендии. Произошло это следующим образом. На экономфаке общественные 
дисциплины преподавали на двух языках. Я занимался в группе с русским языком 
обучения. Во время сессии наш преподаватель заболел и экзамены принимал 
профессор киргизского потока. Поскольку моя фамилия начинается на «А», пошел 
отвечать первым. Не успел произнести нескольких фраз, как профессор прервал 
меня:

– Абдулаев, ты кто по национальности?

– Киргиз.

– Почему фамилия не киргизская?

Объясняю, что фамилию отца исказили, когда он в тридцатые годы учился в 
Ташкенте.