поручено человеку, награжденному орденом 
Ленина. Значит, мое дело очень важное!

В июле 1951 года Ильин был переведен в Матросскую Тишину и помещен в 
специальный блок тюрьмы ЦК партии. Находившимися там подследственными занимался 
Комитет партийного контроля, который расследовал дела членов ЦК и офицеров 
госбезопасности. Начальник тюрьмы предупредил его о серьезных последствиях, 
если он не признает свою вину перед партией. Новым следователем, появившимся на 
очередном допросе в форме генерал-майора юстиции, был заместитель военного 
прокурора Советского Союза Китаев. К безмерному удивлению Ильина, Китаев 
потребовал от него показаний о предательской деятельности Абакумова, в ответ 
Ильин попросил представить доказательства, что это не провокация. Охранник 
вывел его в коридор и подтолкнул к глазку камеры, где сидел заклятый враг 
Ильина Абакумов.

Тем не менее Ильин отказался свидетельствовать против Абакумова, дальновидно 
рассудив, что Абакумов в свое время обо всем докладывал Сталину и если он, 
Ильин, сейчас расскажет о сфабрикованных Абакумовым делах, то его могут 
обвинить в содействии этим преступлениям. Ильин дал показания, что в своей 
работе после 1933 года не имел с Абакумовым никаких контактов, лишь изредка 
встречал его на Лубянке, а также во время инспекционной поездки в Ростов в 1938 
году. Китаев был неудовлетворен его заявлением и перевел Ильина обратно на 
Лубянку, где допросы тут же возобновились. Однако их тон сделался совершенно 
иным. Теперь его обвиняли в том, что он неправильно понимал свой служебный долг,
 поддерживая контакты и дружеские отношения с подозрительными людьми. Через 
полгода начальник Комендатуры Министерства госбезопасности (МГБ) генерал-майор 
Блохин объявил ему: за служебные упущения Особое совещание приговаривает Ильина 
к девяти годам тюремного заключения.

Срок заключения истек – Ильин отсидел девять лет. Перед освобождением ему 
предложили пройти в кабинет для оформления необходимых документов. Ильин 
рассказывал мне, что Блохин являлся не только начальником комендатуры, но 
отвечал и за приведение смертных приговоров в исполнение (в ряде случаев он сам 
приводил их в исполнение), поэтому, когда его вызвали к Блохину, перед ним за 
одну-две секунды мысленно прокрутилась вся его жизнь. Он был уверен, что сейчас,
 сию минуту, его поведут в комендатуру на расстрел. Однако его привели в 
обычный кабинет, где он дал подписку о неразглашении обстоятельств дела и 
условий содержания под стражей. Он получил справку об освобождении, временный 
паспорт и свою старую форму комиссара госбезопасности, теперь генерал-майора, 
без погон, которая за эти годы порядком обветшала.

Выпущенный на волю поздним вечером, без денег, Ильин решил найти убежище в 
приемной МГБ на Кузнецком мосту. Он знал, что война кончилась, но не знал, как 
она изменила жизнь людей: ему было неизвестно, что в стране произошла денежная 
реформа и в обращении совсем другие деньги. Он также не знал, где его семья и 
что с ней. Утром выяснилось, что его жена развелась с ним, так как не имела 
сведений о нем и считала, что он погиб. Она снова вышла замуж, и их дочь жила с 
ней.

Ильин попробовал связаться с Меркуловым, который стал министром Госконтроля. Он 
пришел в министерство, секретарь доложил Меркулову, а потом сказал, что фамилия 
Ильина министру ни о чем не говорит. Ему некуда было идти. Он снова вернулся в 
приемную МГБ и сделал попытку позвонить Шубнякову, бывшему своему заместителю.

Он не знал номер его телефона и у него не было монеты, чтобы позвонить из 
автомата, поэтому он набрал свой старый номер, воспользовавшись внутренним 
телефоном в приемной МГБ. Ответил дежурный офицер, который узнал его и 
разговаривал с ним с явной симпатией: репутация Ильина все еще оставалась 
высокой среди ветеранов НКВД. Оказалось, что Шубняков арестован в 1951 году, 
вслед за Абакумовым. Офицер из приемной МГБ одолжил Ильину пятьсот рублей 
(тогда это была довольно большая сумма) и посоветовал немедленно уехать из 
Москвы.

Ильин поехал в Рязань, где жил его двоюродный брат. Там он устроился на работу 
грузчиком на железнодорожной станции. О своем прибытии в город он сообщил в 
местное отделение госбезопасности на железной дороге, и через два месяца они 
помогли ему получить должность бригадира грузчиков. От него, правда, 
потребовали, чтобы он сказал своим товарищам по работе, что был осужден не по 
политической статье, а за растрату и другие должностные преступления, и обещали 
сделать соответствующую запись в трудовой книжке. Но Ильин отказался, опасаясь, 
что его могут обвинить в сокрытии своего прошлого. Так в возрасте сорока восьми 
лет он начал новую жизнь.

После смерти Сталина он подал на реабилитацию. Первое прошение было отклонено, 
но ему разрешили вернуться в Москву. Ильин устроился в транспортный отдел 
Моссовета. Реабилитировали его в 1954 году после расстрела Берии и моего ареста.
 В течение года ему отказывали в полной пенсии, положенной сотрудникам 
госбезопасности. Этому противился Серов, заявляя, что Ильин скомпрометирован 
связью с Теплинским, все еще отбывавшим срок как враг народа.

Через три дня после моего освобождения из тюрьмы в 1968 году Ильин навестил 
меня. Я узнал, что судьба вновь улыбнулась ему. В 1956 году его бывший куратор 
в ЦК стал заместителем заведующего отделом культуры ЦК партии. Ему нужен был 
честный и опытный администр