ерия, который был мегрелом. 
Ее бросили в тюрьму по прямому приказу Сталина, и она оставалась там до его 
смерти в 1953 году. Ее сразу же освободили по распоряжению Берии, но после его 
свержения опять арестовали и два года продержали в заключении. Выйдя из тюрьмы, 
она вернулась к своей прежней профессии медика. К списку обрушившихся на ее 
голову бед надо добавить еще одну. В 1939 или 1940 году Моссовет выдал им с 
мужем ордер на квартиру, ранее принадлежавшую нашему известному театральному 
режиссеру Всеволоду Мейерхольду, репрессированному по приказу Сталина. Кстати 
говоря, квартира эта использовалась НКВД в качестве явочной. Во время новой 
кампании по десталинизации при Горбачеве на Вардо стали всячески давить, требуя,
 чтобы она освободила квартиру. Выселить ее в законном порядке Моссовету было 
весьма затруднительно, поскольку у нее имелись документы, подтверждающие, что 
Вардо сама является жертвой политических репрессий. После того как по 
телевидению, правда, без указания фамилии Вардо, был показан сюжет о ситуации с 
квартирой Мейерхольда, это дело начало приобретать огласку. Тогда КГБ, желая 
избежать громкого скандала, сумел подобрать для нее и ее семьи равноценную 
жилплощадь.

Пакт Молотова – Риббентропа имел для нас еще одно последствие – присоединение 
Западной Украины. После оккупации Польши немецкими войсками наша армия заняла 
Галицию и Восточную Польшу. Галиция всегда была оплотом украинского 
националистического движения, которому оказывали поддержку такие лидеры, как 
Гитлер и Канарис в Германии, Бенеш в Чехословакии и федеральный канцлер Австрии 
Энгельберт Дольфус. Столица Галиции Львов сделалась центром, куда стекались 
беженцы из Польши, спасавшиеся от немецких оккупационных войск. Польская 
разведка и контрразведка переправили во Львов всех своих наиболее важных 
заключенных – тех, кого подозревали в двойной игре во время немецко-польской 
конфронтации 30-х годов. О том, что творилось в Галиции, я узнал лишь в октябре 
1939 года, когда Красная Армия заняла Львов. Первый секретарь компартии Украины 
Хрущев и его нарком внутренних дел Серов выехали туда, чтобы проводить на месте 
кампанию советизации Западной Украины. Мою жену направили во Львов вместе с 
Павлом Журавлевым начальником немецкого направления нашей разведки. Мне было 
тревожно: ее подразделение занималось немецкими агентами и подпольными 
организациями украинских националистов, а во Львове атмосфера была разительно 
не похожа на положение дел в советской части Украины.

Во Львове процветал западный капиталистический образ жизни: оптовая и розничная 
торговля находилась в руках частников, которых вскоре предстояло ликвидировать 
в ходе советизации. Огромным влиянием пользовалась украинская униатская церковь,
 местное население оказывало поддержку организации украинских националистов, 
возглавлявшейся людьми Бандеры. По нашим данным, ОУН действовала весьма активно 
и располагала значительными силами. Кроме того, она обладала богатым опытом 
подпольной деятельности, которого, увы, не было у серовской «команды». Служба 
контрразведки украинских националистов сумела довольно быстро выследить 
некоторые явочные квартиры НКВД во Львове. Метод их слежки был крайне прост; 
они начинали ее возле здания горотдела НКВД и сопровождали каждого, кто выходил 
оттуда в штатском и… в сапогах, что выдавало в нем военного: украинские чекисты,
 скрывая под пальто форму, забывали такой «пустяк», как обувь. Они, видимо, не 
учли, что на Западной Украине сапоги носили одни военные. Впрочем, откуда им 
было об этом знать, когда в советской части Украины сапоги носили все, 
поскольку другой обуви просто нельзя было достать.

О провале явочных квартир доложили Центру, а моя жена перебралась в гостиницу 
«Центральная», сначала под видом беженки из Варшавы, а затем выдавала себя за 
журналистку из «Известий». Она широко использовала свой опыт работы с польскими 
беженцами в Белоруссии в 20-х годах. По-польски она говорила свободно, и вскоре 
ей удалось установить дружеские отношения с одно" семьей польских евреев из 
Варшавы. Она помогла им выехать в Москву, где их встретили мы, дали денег и 
отправили в США к родственникам. Мы договорились, что «дружеские отношения» 
будут продолжены, а это означало: в случае необходимости советская разведслужба 
сможет на них рассчитывать. Они не знали, что моя жена – оперативный работник, 
и согласились на дальнейшую связь. Уже позднее, после моего ареста, турист из 
США, один из родственников этой семьи, приехав в Москву в 1960 году, пытался 
разыскать мою жену в издательстве «Известия», где, как Эмма в свое время 
говорила, она работает переводчицей. Они встретились весьма сердечно, но для 
разведывательных целей этого человека не разрабатывали.

Серов и Хрущев игнорировали предупреждения Журавлева, считавшего, что по 
отношению к местным украинским лидерам и деятелям культуры следует проявлять 
максимум терпения. Многие из них были достаточно широко известны в Праге, Вене 
и Берлине. Так, Серов арестовал Кост-Левицкого, являвшегося одно время главой 
бывшей независимой Украинской Народной Республики. Хрущев незамедлительно 
сообщил об этом аресте Сталину, подчеркивая свои заслуги в деле нейтрализации 
потенциального премьера украинского правительства в изгнании. Кост-Левицкого 
этапировали из Львова в Москву и заключили в тюрьму. К тому времени ему было 
уже за восемьдесят, и арест этого старого человека сильно повредил нашему 
престижу в глазах украинской интеллигенции.

Пакт Молотова – Риббентропа положил конец планам украинских националистов по 
созданию независимой республики Карпатской Украины, план