значениях указами президента. 
В. Бакатина в МВД меняют на Пуго, когда в прибалтийских республиканских 
министерствах внутренних дел уже возникло «двоевластие». А для оперативного 
использования милиции и войск МВД по личной инициативе президента М. Горбачева 
назначается генерал Борис Громов, прошедший Афганистан. Заигрывая с оппозицией, 
Горбачев добивается ее разложения методами спецслужб. Возникает принципиально 
новая ситуация. События как бы выходят из-под контроля. За январскими событиями 
1991 года в Вильнюсе следует уход из КГБ первого зама Крючкова, одного из 
наиболее информированных о всех и вся чекиста, бывшего начальника 5-го 
управления «идеологической контрразведки» Ф. Бобкова.

В августе 1991 года, когда острейший социально-экономический и политический 
кризис достиг наибольшего размаха, отученные от самостоятельного мышления 
«наследники Сталина» отправляются к Горбачеву в Форос, словно за милостью к 
царю. Пытаясь вразумить президента, заговорщики докладывают о реализации 
подготовленных с его участием планов и решений. Горбачев делает более разумный 
выбор: понимая, что без какого-то элемента чрезвычайщины не обойтись, он не 
занимает определенной позиции, дожидаясь развязки драмы.

Мифические заговоры и подлинные действия руководителей спецслужб нелегко 
анализировать ввиду почти полного отсутствия документов об этом. В свете 
недавних публикаций и решений органов юстиции более-менее поддаются 
исследованию мифы о заговорах Ежова, Берии и Абакумова. Сложнее обстоит дело с 
запутанными обстоятельствами событий августа 1991 года, отстранения министра 
безопасности Баранникова летом 1993 года, осадой Белого дома.

И ныне муссирование в печати мифов о заговорах в армии, НКВД-КГБ не является 
безобидным изобретением ряда фальсификатов нашей истории, вышедших из ЦК КПСС. 
Эта лживая версия, базировавшаяся на спекуляциях вокруг всегда непростых 
отношений среди руководящего состава органов безопасности, препятствовала 
реабилитации и восстановлению доброго имени безвинно пострадавших чекистов, 
внесших большой личный вклад в укрепление могущества Родины. Возьмем 
руководителей разведки. Как происходил пересмотр дела Артузова? Тяжело. 
Первоначальное ходатайство о реабилитации Артузова, одного из организаторов 
советской контрразведки, а позднее разведки, было отложено по той причине, что 
он «проходил по делу Ягоды как заговорщик», и даже не столько по делу Ягоды, 
сколько по делу «о заговоре в НКВД». Чтобы вытащить Артузова из этой категории 
заговорщиков НКВД, потребовалась соответствующая санкция в «инстанции». Лишь в 
1956 году его родственников начинают допрашивать в КГБ в связи с пересмотром 
его дела. Когда вопрос коснулся меня, заведующий Секретариатом КПК при ЦК КПСС 
Герман Степанович Климов сказал, что мое дело должно пересматриваться так же, 
как дело Артузова, Шпигельглаза Тогда же в КПК заинтересовались моими 
комментариями по делам конца 20-30-х годов о ненормальных отношениях, 
сложившихся в руководстве ОГПУ. Интерес к моим комментариям был вызван желанием 
узнать, как ряд особых моментов в отношениях между руководителям разведки и 
контрразведки в конце 20-х — начале 30-х годов трактовался руководителями НКВД 
в 40-е годы, когда версия о заговорщической деятельности Ягоды и Ежова получила 
официальное хождение.

Обратимся к этим ранним событиям. Мы видим исключительно противоречивую картину.
 Например, в 1929 году Ягода и Менжинский пишут письмо Сталину, что они «не 
имеют никакого отношения к правой оппозиции Бухарина, Рыкова и Томского». Об 
этом письме сейчас не говорят, но оно было чрезвычайно важным. О нем были 
проинформированы все начальники самостоятельных подразделений ОГПУ. В этом 
письме говорилось, что к правой оппозиции руководство госбезопасности никакого 
отношения не имеет и «все слухи на этот счет являются сплошным вымыслом». Но 
прошло восемь лет, и в уголовном деле о «заговоре в НКВД» стали фигурировать 
мнимые связи Ягоды, Прокофьева, Трилиссера, Артузова с «правой оппозицией». 
Когда меня в КПК познакомили с этим письмом, я был поражен. Ведь никто из 
следователей и руководителей НКВД, сменивших Ягоду, Прокофьева, не мог, за 
исключением Ежова и Сталина, знать об этом письме. Следовательно, именно Сталин 
и Ежов дали установку следователям-фальсификаторам «раскрутить» «заговор НКВД 
по тайной поддержке правой оппозиции». Трудно избавиться от мысли, что за этим 
не стоял сам Сталин. Кто еще мог знать о письме Ягоды, Менжинского и Трилиссера 
— начальника разведки — в ЦК ВКП(б) и в Контрольную комиссию на имя 
Орджоникидзе, в котором сообщалось о контрреволюционной троцкистской листовке, 
где были ссылки на то, что Бухарин и Сокольников говорили «о необходимости 
смены руководства Политбюро и что правых поддерживают Ягода и Трилиссер».

В октябре 1929 года Ягода писал Сталину о том, что между ним и Менжинским нет 
никаких разногласий. «Прие