нная монета в большой политической игре и что 
геополитические интересы Советского Союза в этом регионе законны и оправданны.

Предложение англичан было явно провокационным, поскольку буквально через 
две-три недели британский Форин-офис предал гласности секретное обращение 
Черчиля к Советским властям в открытой печати, с целью обострить и осложнить 
советско-германские отношения. По времени это совпало с известным визитом в 
Германию главы Советского правительства Молотова в ноябре 1940 года.

В этих условиях после возвращения Молотова из Берлина было принято высшим 
руководством решение использовать инициативу Гавриловича для негласной, 
незаметной для немцев координации действий Англии и Советского Союза на 
Балканах. Поскольку Гаврилович рассматривался как «двойник», осуществить эту 
операцию в Москве можно было, лишь организовав теснейшее взаимодействие 
разведки и контрразведки НКВД. Однако, несмотря на прекрасное информационное 
обеспечение нашего правительства и дипломатии, Советскому Союзу не удалось в 
силу неблагоприятного для нас соотношения сил переломить развитие событий на 
Балканах в свою пользу, не удалось связать Гитлера длительной военной кампанией 
в Югославии и Греции.

Я и Федотов были представлены Гавриловичу Вышинским как советники аппарата 
Наркомата иностранных дел, с которыми ему предварительно следовало встречаться, 
обсуждать содержание вопросов, прежде чем официально ставить их перед Советским 
правительством. Во время второй встречи с Гавриловичем в ресторане «Арагви» 
после его инициативного обращения с предложением о доверительном сотрудничестве 
с советскими представителями, мы поставили перед ним проблемы по линии его 
отношений с англичанами. Мы прекрасно отдавали себе отчет в том, что выходим на 
вопросы, непосредственно затрагивающие интересы широкого круга Балканских стран.


Беседы с Гавриловичем мы проводили почти всегда вдвоем с Федотовым. Иначе и 
быть не могло, ведь мы имели дело с «двойником». По окончании бесед делались 
соответствующие записи, и если разговор был наедине, то сравнивали их. 
Полученная информация докладывалась руководству. Одновременно мы контролировали 
поведение Гавриловича. К сожалению, нашей дешифровальной службе не удалось 
перехватить сообщения, передаваемые им через англичан в Белград, по 
предложениям о военном сотрудничестве между СССР и Югославией.

Тогда же возникла идея реализации замысла, который был отвергнут в 1938 году, 
по свержению правительства Стоядиновича в Югославии, на чем в свое время 
настаивал Бенеш.

Совершенно неожиданно в нашу работу вмешался ночной звонок Вышинского Федотову. 
Тот перезвонил мне, и мы вскоре были у заместителя наркома. Оказалось, что 
спустя неделю после того, как Гаврилович изложил ему балканские проблемы, к 
Вышинскому явился английский посол Криппс и почти слово в слово пересказал 
предложения Гавриловича. Таким образом окончательно стало ясно, что хотя 
Гаврилович и ведет самостоятельную игру от имени югославского правительства, 
тем не менее в этом активно участвуют англичане. Возник вопрос: насколько полно 
контролируют англичане Гавриловича. С помощью слухового контроля и перехвата 
шифротелеграмм мы убедились, что стопроцентного контроля за ним нет. Каждая из 
сторон в этой игре преследовала свои самостоятельные цели. Немцы с подозрением 
относились к нашим прямым контактам с англичанами. А нам было важно негласно 
обмениваться мнениями о будущем Балканских стран, о проблеме черноморских 
проливов, проходе через них военных кораблей стран, о позиции Турции.

Гаврилович активно участвовал в двойной игре. Это подтверждалось и в английских 
шифровках, попавших в наши руки в Турции. В них англичане сообщали в беседе с 
нашим резидентом, что они в курсе переговоров, которые югославы ведут с 
советским представителем в Москве. Это нервировало и настораживало Берию, 
Молотова и Вышинского. Но тем не менее контакт с Гавриловичем был активно 
использован нашим Разведупром Генштаба. Когда вызревал вопрос об акции в 
Белграде, то большую роль в этом сыграла наша военная разведка, в частности 
Голиков, который встречался с югославскими представителями, тайно прибывшими в 
Москву.

Особенно нервничал Вышинский. Это было очень заметно, когда я рассказывал о 
встречах с Гавриловичем перед его официальными встречами с послом. Был даже 
такой эпизод, о котором он сам мне рассказал. Ведя записи бесед с Гавриловичем, 
которые направлялись «наверх», он забыл указать ряд важных моментов беседы. 
Поэтому был вынужден сделать дополнение к ней и отправить его Молотову. Речь 
шла об изменениях в позиции югославского правительства.

Думаю, однако, что причиной волнения Вышинского было то обстоятельство, что 
информация о контактах с Гавриловичем поступала Сталину и Молотову как по линии 
НКВД, так и по линии Наркомата иностранных дел.

Когда готовился переворот в Югославии, именно мы с Федотовым советовали 
Вышинскому проинформировать югославские военные круги, чтобы они не давали 
немцам формального повода для нападения. И действительно, после переворота с 
нашей и английской помощью, югославское правительство сразу же заявило о 
соблюдении всех договоренностей с Германией. Вместе с тем мы несколько 
перестарались. Меркулов сообщил о будущих событиях в Югославии с санкции 
Сталина в Коминтер